Должен — и будет - [2]

— Ответственность за эту великую войну, в которой наш лидер отдал родине все, включая собственную жизнь, полностью лежит на южных рабократах, которые задумали вывести свои штаты из нашего славного Союза для достижения своих мерзких целей. Я обещаю вам, друзья мои, что Авраам Линкольн будет отомщен, и что те, кто повинен в его смерти, понесут наказание в полной мере.

И снова раздались аплодисменты. С особенным энтузиазмом хлопали законодатели-республиканцы, гордо называющие себя радикалами — Фаддей Стивенс из Пенсильвании, Бенджамин Уэйд из Огайо, Захария Чандлер из Мичигана и носящий очки Джон Эндрю из Массачусетса. В свое время к их числу принадлежал и сам Хамлин, тогда еще заседавший в Сенате, а не исполнявший обязанности вице-президента, которых, по правде говоря, было не так уж много.

— Таким образом, — возгласил Хамлин, — я заявляю следующее: давайте используем все допускаемые Законами Войны средства, вложенные в наши руки Богом, дабы подавить самый коварный мятеж, который когда-либо видел мир. Этот конфликт превратился в радикальную революцию. Да, джентльмены, я открыто произношу это слово, и, более того, делаю это с удовольствием. Эта революция сокрушит зловещий Юг и освободит невольников, которых он держит в цепях.

Аплодисменты зазвучали еще громче. Да, Линкольн был настроен более умеренно, но что из этого вышло? Гроб, похороны и скорбящий народ. Народ, готовый к более суровым мерам. Нет, не просто готовый—жаждущий этих мер.

— Они посеяли ветер, так пусть же теперь пожнут бурю. Мы окончательно пробудились ото сна и осознали выпавшую нам тяжкую обязанность. Давайте же не откажемся от этой обязанности, а исполним ее со всем надлежащим рвением, и только сам Бог в мудрости Своей знает, чем наш путь закончится. Это беззаконное чудовище, эта Политическая Рабовладельческая Клика никогда не сможет разрушить государство, которое больше не в силах контролировать.

Мятежники гордо заявляют, что они вышли из Союза. Очень хорошо — поверим им на слово. Одержав победу, которую нам несомненно пошлет Провидение, мы поступим с их землями так, как они того заслуживают — не как со штатами, быть которыми они больше не желают, а как с захваченными провинциями, покоренными нашим мечом. Я заявляю, что мы повесим Джефферсона Дэвиса, и повесим Роберта И. Ли, и повесим Джо Джонсона — да, повесим их всех выше Амана—и также других мятежных генералов, и полковников, и губернаторов, и членов их фальшивого Конгресса. Да, Сущий Бог милосерден, но Он также справедлив и беспощаден, и мы, народ Соединенных Штатов, послужим орудием Его в борьбе добра со злом.

Теперь голос Хамлина потонул в море аплодисментов и одобрительных криков. Громче всех выражал свое согласие угрюмый Фаддей Стивенс. Все эти свирепые звуки напомнили президенту вой волков в глухих лесах Мэна. Он гордо стоял на помосте, возвышаясь над толпой. Он поведет этих волков за собой, и вместе с ними разрушит мятежную Конфедерацию до основания.

11 августа 1942 года

Новый Орлеан, Луизиана

Заскрипев тормозами, поезд компании «Иллинойс-Центральная» остановился на вокзале, расположенном на улице Рампарт.

— Новый Орлеан! — закричал кондуктор, хотя нужды в этом и не было. — Выходят все, кто едет до Нового Орлеана!

Подобно всем остальным пассажирам в вагоне, Нил Майклс направился к выходу. Он был почти сорокалетним блондином среднего сложения. Большинство его волос покрывала широкополая шляпа. Роговые очки с толстыми линзами в золотой оправе придавали ему скромную внешность типичного бухгалтера.

Как только он покинул кондиционированный уют железнодорожного вагона и почувствовал испепеляющую жару новоорлеанского лета, очки немедленно запотели. Удивленно покачав головой, Майклс достал из кармана штанов носовой платок и вытер с очков появившуюся влагу.

Он получил свой багаж и направился к стоянке такси, пройдя на своем пути мимо роя продавцов газет — мальчишек и не только—и целого ряда кресел для чистки обуви. В одном из них восседал толстый негр с золотой цепочкой, которая тянулась из одного кармана его костюма в другой. У его ног орудовал тряпкой молодой чистильщик, по виду ирландец. Он не прекращал своей работы, пока черные оксфордские ботиники посетителя не засверкали.

— Готово, сэр, — сказал парень. Его полубруклинский, полуюжный акцент выдавал в нем уроженца Нового Орлеана. Негр посмотрел на свои ботинки, кивнул и бросил чистильщику десять центов, всем своим видом изображая непомерную щедрость. — О, большое спасибо, сэр, — воскликнул парень. Его неискренняя услужливость резанула Майклса по ушам.

Снаружи вокзала газетчиков было еще больше. Майклс купил номер «Таймс-Пикейн» и стал его читать, стоя в очереди к такси. Новости с театра военных действий были безрадостными. Немцы по-прежнему продвигались в России на восток и топили у американских берегов корабль за кораблем. А в южной части Тихого океана японцы и американцы наносили друг другу удар за ударом, и только одному Богу было известно, чем все это кончится.

Через улицу от вокзала кто-то написал на стене: «Янки — вон!» Майклс вздохнул. С тех пор, как его поезд въехал в Теннесси, он видел этот лозунг на сараях, мостах и набережных уже много раз. Собственно, подумал он, в Кентукки таких надписей хватало тоже, хотя Кентукки и оставалось в Союзе во время Великого Мятежа.