Доля ангелов - [8]

— А кем Тайбеле приходился Маркелу? — поинтересовался я. — Он никогда не говорил о дяде-циркаче.

— По документам они не были родственниками. Тайбеле был одинок и передача имущества — его посмертная воля, не нуждающаяся в объяснениях. Завещание составлено по всем правилам и, с точки зрения закона, абсолютно безупречно.

— Я надеюсь, он не слишком мучился перед смертью? — спросил я из вежливости.

— Нет, он умер быстро и тихо от внезапного сердечного приступа. Но обстоятельства его смерти пока не выяснены.

Я издал невнятный возглас, изображающий крайнюю заинтересованность.

— Оскар Вольфович был найден в кровати, аккуратно прикрытый пледом, — вот это-то и показалось подозрительным. На одеяле ни складочки: ни следов агонии, ни попыток сопротивления. В тот последний вечер кто-то навестил старика, похоже, в его вещах основательно порылись. Следствие рассматривало версию убийства, но, кажется, дело уже закрыли за недостатком улик. Насколько мне известно, в комнате были найдены подозрительные отпечатки, но их не удалось идентифицировать.

— Да… не тянет даже на банальную завязку для детектива «карманной серии». Скажите, а что представляет собой имущество Тайбеле?

— Тайбеле жил в частном секторе, в собственном доме, но сразу после смерти Оскара Вольфовича домик сгорел. Скорее всего, поджог. Солнечный Крым — настоящее яблоко раздора, и эта часть известковой террасы с уцелевшим садом весьма лакомый кусочек, и не только для законных наследников. Кстати, несколько лет Тайбеле снимал ячейку в депозитарии. Оплата за хранение не поступила, я забрал эти вещи и оставил у себя.

— И что за раритеты так тщательно хранил Оскар Вольфович?

— Большая коробка с мемуарами, газетными и журнальными вырезками, цирковыми афишками, а также старинная резная трость.

— Да небогато… И какова их дальнейшая судьба?

— Трость, вероятнее всего, поступит в антикварный магазин, а мемуары… Кому они нужны в наше время…

— Скажите, а я могу стать потенциальным наследником вместо брата?

— Конечно!. Если докажете свое родство с Горским в сроки, указанные законом, и оплатите налог.

Я предложил Спартаку Петровичу сократить формальности и начать с уплаты налога. Так я заполучил мемуары и трость как предметы, не представляющие исторической ценности, но дорогие как память. И поверьте, сумма, за которую мне удалось уладить формальности, была не так велика, как того требует современный роман, рассчитанный на читателя с воображением.

Итак, в моих руках кипы пожелтевших листков, упакованных в опечатанную картонную коробку, и резная полированная трость в индийском стиле. Неизвестный мастер изобразил змея, вставшего на собственный хвост, а равнодушной змеиной морде он даже ухитрился придать выражение мудрости и всеведения.

Остаток дня я посвятил экскурсии по городку с посещением памятных мест, овеянных дыханием любовниц былых времен, включая Даму с собачкой. Времени до автобуса было предостаточно, и я решил заглянуть в милицию. Первый же хмурый майор в курилке оказался следователем, ведущим дело о смерти фокусника.

Я представился дальним родственником Тайбеле, возможным наследником сгоревшего домика у моря. Через четверть часа я уже угощал майора Леонова в летнем ресторане со всей щедростью столичного гостя.

Мы сидели в полотняном балагане на вылизанной ночным штормом набережной. Вокруг с криками летали жирные чайки.

— За день до смерти Тайбеле доставили посылку… — под грохот прибоя рассказывал Леонов. В его глазах зажегся желтый охотничий огонек. От хмурого вида и следа не осталось. — …Бандерольку с липовым обратным адресом. Никогда не видел ничего подобного. Представь себе высохшую ржаную лепешку с потрескавшейся коркой.

— Оскар Вольфович отравился лепешкой?

— Нет. Эта штука оказалась твердой как камень, пришлось ножовкой пилить, чтобы отправить кусок на экспертизу. И что оказалось? Первое, лепешка эта испечена в глиняной печи. Второе, этот вид злаков встречается только в горных районах Тибета, Индии и Пакистана, и, наконец, трещины на корке — буквы!

Кстати, в день убийства некий гражданин Пакистана был задержан дорожной инспекцией на Симферопольском шоссе и сразу отпущен. Паспорт на поверку оказался поддельным, но поймать его вторично не удалось. Похоже, он дал хорошую взятку. Я сразу догадался, что в хлеб впечатано послание и запросил Симферополь. У них там есть специалисты по криптографии. Оказалось, что на хлеб нанесены руны, но не обычные, а какие-то особенные, короче, расшифровать текст не удалось.

— А можно увидеть это печное изделие?

— Оно в моем сейфе.

Я посмотрел на часы: до автобусного экспресса в столицу Крыма оставалось полтора часа, и я не стал настаивать на повторном освидетельствовании вещдока в пользу еще одного бокала «Крымского».

— Этот Тайбеле странно закончил свою карьеру, — следователь оказывал мне полное доверие, рассказывая подробности дела. — Я запросил о нем спецархив в Москве. У разведчиков кое-что имелось на вашего чудака!

— А почему чудака?

— Он в последние годы по здравницам ходил, фокусы показывал, но не за деньги, а из любви к искусству. А за месяц до смерти такое отчудил, что если дать делу ход, поместили бы его в местную психушку на полный пансион. Странный был старик. Стая дельфинов у него была своя, ручная. Бывало он на берегу сядет, тросточкой по воде водит, а дельфины, как в цирке по кругу плавают, выпрыгивают из воды и сальто крутят!