Гримвуд отпрянул. Ибо гризли уже коснулся его своей мохнатой лапой. Волк изготовился к смертельному прыжку. Еще секунда — и англичанина растерзали бы, разорвали бы на мелкие клочки, пожрали бы с потрохами, но он успел выкрикнуть свои последние — как он думал — слова на этом свете, обратившись к небесам.
— Иштот! Великий Иштот, помоги мне! — А рука сжимала тотем.
И Красный Бог услышал его.
В ту же секунду Гримвуд понял это, ибо звери улеглись на землю, а птицы уселись на деревья. Перед ним стоял гигант-индеец. С могучим луком на плече, с колчаном, набитым стрелами. Он заполнил собой всю долину, слился с деревьями, ручьями, полянами, скалами.
И голос его казался голосом самой природы. То был голос ветра, деревьев, бегущей воды, родящий эхо в самых отдаленных уголках Долины зверей. Одновременно с появлением Иштота из-за горного хребта выглянуло солнце, осветив повелителя долины.
— Ты пролил кровь в моих владениях… Я не буду спасать…
И фигура растаяла в солнечных лучах, растворившись в нарождающемся дне. А Гримвуда обдало горячим, зловонным дыханием, перед его глазами сверкнули зубы, мохнатые лапы сжали тело. Он закрыл глаза. Упал, потеряв сознание, и уже не услышал грохота выстрела.
Первое, что он увидел, открыв глаза, был огонь. И инстинктивно отпрянул.
— Все нормально, старик. Это мы. Бояться нечего, — над ним склонилось лицо Иредейла. А за ним виднелся Тушалли. С опухшей челюстью. Гримвуд вспомнил, как ударил индейца. И заплакал.
— Больно, да? — сочувственно покачал головой Иредейл. — На-ка, выпей. Ты сразу придешь в себя.
Гримвуд проглотил виски. Невероятным усилием воли попытался взять себя в руки, но по щекам продолжали течь слезы. Боли он не чувствовал. Но ужасно щемило сердце.
— Я совсем расклеился, — пробормотал он. — Нервы ни к черту. Что произошло?
— Тебя потискал медведь, старик. Но кости все целы. Спас тебя Тушалли. Он выстрелил вовремя. Рискованный выстрел — мог попасть в тебя, а не в зверя.
— Другого зверя, — прошептал Гримвуд, в памяти его шевельнулись отголоски недавнего прошлого.
Он приподнялся, увидел озеро, каноэ у берега, две палатки, движущиеся фигуры. Иредейл коротко все объяснил. Тушалли, идя без отдыха, менее чем за двадцать четыре часа добрался до лагеря Иредейла. Там никого не нашел, так как Иредейл с проводником отправились на охоту. Когда они вернулись, с присущей ему лаконичностью рассказал, что случилось: «Он ударил меня, и я ушел. Теперь он охотится один в Долине зверей Иштота. Думаю, он уже мертв».
Они поспешили в Долину зверей. Гримвуд ушел уже довольно далеко, но нашли его без труда, как по его собственному следу, так и по следам крови лося. А вот увидели неожиданно, в объятиях громадного гризли. Тогда-то Тушалли и выстрелил…
Индеец живет теперь покойно и счастливо, имея все, что пожелает душа, а Гримвуд, его благодетель, бросил охотиться. Стал спокойным, добродушным, никогда не злится, и его знакомые удивляются, чего он не женится. «Из него получился бы хороший отец», — твердят они в один голос. Над каминной доской в доме Гримвуда висит тотем. Он заявляет, что эта маленькая резная палочка спасла ему душу, но в подробности не вдается.