Долина Ужаса. Совет юстиции - [108]

– Прогорят эти Хекфорды, – заметил как-то мистер Питер Суини за семейным обедом. Жил он в «Доме Рациональной веры», богато украшенной вилле на Колчестер-роуд. К слову, до того как это здание было переименовано «рационалистами», оно носило более звучное название «Дворец». – Нет у них деловой хватки, да и зарываются они порядком. – Для верховного жреца нового религиозного течения речь Питера не отличалась ни правильностью, ни возвышенностью. – Этим молодчикам хотя бы чуточку свинской вежливости, так и то!.. – противоречиво добавил он. – Сегодня я туда с петицией ходил, – возмущенно продолжил Питер, – и этот субъект, который дверь открыл… Вы бы его видели! Выглядит так, будто всю ночь не спал: глаза красные, лицо белое, трясется весь. «Доброе утро, мистер Хекфорд, – говорю. – Я к вам насчет петиции». – «Какой еще петиции?» – отвечает он мне. «О судьбе того несчастного, который в Челмсфордской тюрьме томится, – говорю, – осужденный на смерть. А смертный приговор, – говорю, – это ведь узаконенное убийство». А он мне: «Идите к черту». Да-да, прямо так и сказал: «Идите к черту». Я до того расстроился, что развернулся и ушел… Он меня даже в дом не пригласил… А когда я дошел до калитки из сада, он еще крикнул мне вдогонку: «Зачем вам нужно, чтобы его помиловали, разве он не завещал вам кучу денег?»

Мистер Питер Суини пришел в необычайное волнение, повторив вслух этот откровенно циничный вопрос. Потом значительным тоном, выделяя каждое слово, промолвил:

– Эта Идея Не Должна Распространиться.

Было бы наглой ложью заявлять, что Питер провел обычную демонстрацию под стенами городской тюрьмы. Да, «рационалисты» и раньше проводили мероприятия, наподобие этого, с «массовыми» митингами и духовым оркестром, но только это были тишайшие собрания прихожанок по сравнению с тем, что творилось в тот и последующие дни у самых ворот тюрьмы с полудня до двух часов под лозунгом спасения Манфреда.

Воспоминания об этих ежедневных «службах» еще слишком свежи в памяти публики, особенно челмсфордской, чтобы стоило описывать их на этих страницах. Собиралось на них не менее трех тысяч человек, оркестр Питера гремел не переставая, а сам Питер охрип, обрушиваясь на варварские методы средневековой системы.

«Братья Хекфорды» (такое название получила новая автомеханическая фирма) жаловались на активистов, уверяя, что несут из-за них немалые убытки. Тот самый растрепанный человек, который уже однажды нагрубил Питеру, явился к нему (выглядел он при этом еще более растрепанно, чем в прошлый раз) и пригрозил подать на него в суд, если он не прекратит безобразия. Но это привело лишь к тому, что запал Питера усилился, и на следующий день митинг продолжился уже три часа.

В тюрьме звуки столпотворения, которое происходило снаружи, были слышны даже в камере Манфреда, и, прислушиваясь, он довольно улыбался.

Местная полиция не спешила вмешиваться в это дело, что пробудило давние яростные споры о правомерности подобных массовых действий.

Питер торжествовал. И по мере того, как рос интерес к судьбе Манфреда, все больше и больше людей присоединялись к ежедневным сборищам.

Оркестр неистовствовал, большой барабан стучал все громче, ряды ревнителей «Рациональной веры» росли как на дрожжах.

Какой-то случайно заехавший в город турист однажды остановился, привлеченный громким шумом, у толпы митингующих и с любопытством стал наблюдать за происходящим. Музыкантов с его места видно не было, но он заметил нечто любопытное, что в первую очередь имело отношение к одному из самых важных участников оркестра.

– Барабанщик играет не в такт! – воскликнул безымянный критик. – Или там вообще играют два барабана.

Человек, к которому он обращался, внимательно прислушался и согласился.

Когда толпа отхлынула назад к железной ограде вокруг владений автомехаников и стала постепенно рассеиваться (Питер вместе с шумной процессией из самых ярых активистов подался в центр города), один из новых жильцов дома у тюрьмы подошел к двери и стал наблюдать за редеющей толпой. Случайно он услышал и замечание насчет барабанщика, что крайне взволновало его. Вернувшись в диванную, где на кушетке, глядя в потолок, в расслабленной позе лежал бледный Пуаккар, он заметил:

– Нам нужно быть осторожнее.

И повторил подслушанный разговор.

До шести часов они отдыхали (как и положено отдыхать людям, которые работают под мощнейшим воздушным давлением), а потом ушли, чтобы убрать рабочее место.

В полночь они закончили и смыли с себя пятна грязи и другие следы своих трудов.

– Хорошо, что тут еще много пустых комнат, – сказал Пуаккар. – Столовая нам нужна, в большую гостиную еще немного поместится, а утренняя комната уже забита. Завтра придется переходить наверх.

С продвижением работы необходимость соблюдать осторожность становилась все более и более очевидной. К счастью, не случилось ничего неожиданного, и за три дня до казни двое мужчин вошли в почти пустую комнату для отдыха, посмотрели друг на друга через разделявший их голый стол и облегченно вздохнули, потому что труд их был почти закончен.

– А эти парни, – сказал мистер Питер Суини, – не такие уж плохие ребята, как я думал. Один из них сегодня приходил ко мне извиняться. Да и сам выглядел гораздо лучше, предложил даже подписать петицию. – Питер всегда говорил так, будто некоторые его слова начинались с заглавной буквы.