Долина бессмертников - [39]

— Это же Модэ! — вскакивая, закричал Гийюй.

И точно, у входа, устремив на отца сумрачные неподвижные глаза, стоял считавшийся безвозвратно погибшим Модэ, бывший восточный чжуки и наследник.

Недолгая растерянность шаньюя сменилась лихорадочной деятельностью. Ставка засуетилась, как растревоженный муравейник. Сломя голову скакали верховые. Запылали костры. Резали скот. Празднично одетые люди раскатывали на траве кошмы и уставляли их напитками и всевозможной едой. Через время, меньшее, чем требуется для того, чтобы разделать барана, Совет князей в полном составе уже сидел на белых войлочных коврах и, вознося хвалу духам предков, дружно осушал чаши.

Модэ занимал свое старое место — справа от отца, и если бы не жесткий пристальный взор его и не поразительная в таком возрасте седина, то могло показаться, что не было более чем годового заложничества у юэчжей и что он был и остается наследником, любимым сыном отца.

— Я знал, что мой сын вернется! — торжествующе кричал Тумань, лицо его сияло, но в глазах временами проступала какая-то растерянность. — Модэ совершил подвиг, достойный зрелого воина! Он сумел похитить коня, принадлежащего самому вождю юэчжей, и бритоголовые не смогли его догнать. Пусть приведут сюда аргамака! — распорядился он. — Вы сейчас увидите, что это настоящее сокровище!

— Модэ не по годам умен, — вполголоса заметил Бальгур сидящему рядом Гийюю. — Я думаю, он сказал отцу неправду о своем побеге. Наверно, все было иначе.

— Почему ты так думаешь, князь Бальгур? — столь же тихо спросил чжуки.

— Видишь, он притворяется, будто ничего не знает о нападении на юэчжей. И правильно делает. Да, он умен и расчетлив!

Нукеры привели коня. Высокий, сухой, с мускулистой грудью и удлиненными бабками, с маленькой точеной головой, чем-то напоминающей змеиную, он сразу привлек внимание князей. Они окружили его, обмениваясь восхищенными замечаниями.

— Это большая редкость, — с кислой улыбкой говорил Туманю Сотэ. — Циньцы называют их „тысячелийными конями“[24] и платят за них золотом. Говорят, они водятся далеко на западе, в краю снежных гор, в стране Давань^[25], что за большими пустынями и рекой Тарим^[26]… Да, это сокровище!

Тумань с довольным видом трепал коня за холку.

— Не пойму, чему больше радуется шаньюй — коню или сыну, — желчно усмехнулся Гийюй и доверительно наклонился к Бальгуру: — Почтенный Бальгур, ты недавно был гостем в моей юрте… Я встретил тебя без должного уважения, нарушил священный закон гостеприимства, за это духи предков разгневались на меня…

Он выжидательно глянул на старого князя, но тот молча опустил веки, и лицо его приняло сонное выражение.

— Но ты не проклял меня, не затаил обиду, — продолжал Гийюй. — Поэтому гнев духов миновал меня… Я благодарен тебе…

Бальгур приоткрыл глаза, и оба князя — старый и молодой — обменялись понимающими улыбками.

Пир продолжался всю ночь и весь следующий день. Поднимая чаши, князья до небес превозносили храбрость Модэ, предрекали ему великое будущее. Наконец Тумань, в котором отцовские чувства и хмельное великодушие на короткое время взяли верх над привязанностью к красавице яньчжи, торжественно объявил, что Модэ возвращается титул восточного чжуки и дается удел, способный выставить десять тысяч всадников. И тут седовласый юноша удивил всех.

— Я не могу быть восточным чжуки! — хмуро и решительно сказал он среди наступившей тишины. — А удел принимаю и завтра же выезжаю к его кочевьям.

— Как?! Почему? — вскричал пораженный Тумань. — Это же твое право, твой долг. Я велю тебе!

Модэ молчал, и его молчание яснее всяких слов говорило о непреклонной решимости.

— Молодой князь прав! — раздался веселый голос Гийюя. — Он рожден воином, пусть учится водить войска. Насидеться же в Совете он еще успеет под старость!..

Поздно вечером, когда многие князья уже были нетверды в речах и неуверенны в движениях, Бальгуру удалось обменяться с Модэ несколькими словами.

— Вот ты и хозяин большого удела, — Бальгур грустно усмехнулся. — Нам с тобой не придется больше играть в кости…

— Князь Бальгур, — у Модэ странно заблестели глаза — зеленовато, словно у волка, голова судорожно дернулась. — В последнюю ночь у юэчжей я бросал три твоих кости, что еще оставались у меня. Выпало два „коня“ И „свинья“. На одном из них я прискакал сюда, второй пал в Великой степи, а свинью пришлось убить… Небеса знают, князь Бальгур, кому быть беркутчи, а кому князем!..

На другой день Модэ, сопровождаемый западным чжуки и его нукерами, уехал к своему тумэню.

— Почтенный Бальгур, — сказал Гийюй на прощанье. — Я приглашаю тебя приехать на большую осеннюю охоту. Мне думается, нам есть о чем поговорить не торопясь и наедине.

…В конце лета Бальгур прибыл в земли рода Лань. Гийюй встретил его с небывалым почетом. В честь гостя устраивались пиры, скачки на лошадях и верблюдах, соколиная охота. И завершила все грандиозная облава.

То огромное пространство, что должно было охватиться облавой, представляло собой лесистые предгорья, десятками отрогов выходящие на равнину. Стекавшие с предгорий многочисленные ручьи и речки, покрытые по берегам зарослями тальника, ильма, черемухи, дикой яблони, березовыми и сосновыми перелесками, делали предстоящую охоту весьма нелегкой.