Долговременная огневая… Стихотворения - [6]

И, вторя шагам:

Нами… нам… ам..!

Профиль усатый клацает

На габардиновом лацкане

В такт шагам:

Нами… нам… ам!..

Народов вождь и учитель

Знает цену словам;

Громче, медали, стучите:

Нами… нам… ам!..

Клацает профиль усатый.

Как бы не сбиться с ноги —

Разве не видишь и сам ты:

Всюду – враги!

Но – наше дело правое.

Победа будет за нами —

И, вторя шагам:

Нами… ами… ам!..

«Надежд слепая круговерть…»

Герману Гоппе

Надежд слепая круговерть

Коснувшись вскользь, промчится мимо…

Непоправима только смерть.

Всё остальное – поправимо.

Непоправим бросок в висок

Свинца на тонкой струйке дыма.

Непоправим на волосок —

Всё остальное – поправимо.

Всё поправимо… Пыль и прах

Избудут униженье Рима:

Державный гнёт и рабский страх,

И остальное – поправимо.

К пещере каменной пыля

В скале, пробитой караимом.

Телег кривая колея

И в наше время поправима.

Всё поправимо до черты.

До планки, поднятой тобою.

До той поры, пока что ты

Не утерял готовность к бою.

Когда же, смертью смерть поправ

И дела светлого во имя

Ты прорастёшь средь буйных трав.

Неповторим непоправимо.

Души беспечный мотылёк

Вспорхнёт с ладони серафима

И новой жизни уголёк

Займётся вновь необоримо

И кто-нибудь с душой твоей.

Как с телевизором в прокате.

Начнёт отсчёты новых дней

И так же жизнь свою прокатит

И, может быть, поймёт, дыша

Перед концом неумолимым —

Неповторима лишь душа.

Лишь смерть души непоправима.

У книжной полки

На книжной полке, выстроившись в ряд.

Стоят тома – юнцы и раритеты.

Одни – лучами славы не задеты.

Тома другие, как авторитеты,

В её лучах уверенно парят.

Стоят, прижавшись плотно, к тому том:

В лицо друг другу жарко дышат строки —

Добра и зла открытые уроки.

Где в споре с добродетелью пороки.

Но – не о том хотел я, не о том.

Вальяжности томам не занимать…

Лелеемы в спокойствии и холе.

Они, иной не представляя доли.

Обречены в пожизненной неволе

Хвалам гостей услужливо внимать.

Томам в укор и в назиданье им.

Способным зависти слезу из гостя выжать.

Карманного формата пара книжиц.

Сумевшая каким-то чудом выжить.

Стоит поодаль, чуждая другим:

Характер их солдатский узнаю:

По почерку, по слову, по одежде —

И жажда жизни та же в них, что прежде.

Презренье то же к снобу и невежде.

Решимость та же выстоять в бою;

Огнём и порохом пропахли связки слов.

Сверкают сталью в книжном полумраке;

И, каждый миг готовые к атаке.

Ждут в напряженье танковые траки.

Как ждали боя Дудин и Орлов.

Раскаты грома бродят по строкам —

Опасным, словно тропы в поле минном:

Ещё строфа – и снова взрыв лавинный

В ночной тиши при чтенье прикаминном,

И снова память бьёт по старикам…

Как знать, на полке выстроившись в ряд.

Блистали бы сегодня раритеты.

Когда бы не в солдатское одеты

Те, что поодаль от других стоят?..

«Учебники, прочитанные мной…»

Учебники, прочитанные мной.

Усваивались поздно или рано.

Но тот, что называется войной.

Осмысливал я по отцовским ранам.

По надписям, кричавшим со стены.

Меня и мать пугавшим ежечасно:

«При артобстреле сторона опасна».

Читали мы в учебнике войны.

Была ли где спокойной сторона.

Когда на каждой раме – белый пластырь,

А по проулкам бродит смерть, как пастырь,

И новых жертв бормочет имена…

Учебники, прочитанные мной.

Дышали созиданьем и свободой —

Но варварству и смерти был в угоду

Учебник, называемый войной…

Учебник, называемый войной…

Я проходил последнюю страницу

По лицам тех – стремившихся в столицу.

Мечтавших ниц повергнуть город мой;

Я помню их: вполроста над стеной —

С линейкой, мастерком и ватерпасом

Пленённые герои «высшей расы»

Стояли в пыльных френчах предо мной:

Они латали бреши пустырей —

Песок с цементом был намешан густо..

Пленённые потомки Заратустры

Ковали возвращение на Рейн…

Учебники, прочитанные мной.

Стареют, как и всё стареет в мире.

Но сталью может зазвучать и лира

И прозвучать набатом над войной.

Оловянные солдатики

На полу – полей квадратики:

Там – чужие, здесь – свои…

Оловянные солдатики…

Настоящие бои…

Залпы гаубиц победные

Через миг решат исход:

Отлетают гильзы медные

Под кровать и под комод.

Отлетают гильзы медные

Под комод и под кровать…

Ах, под возгласы победные

Так обидно умирать.

Знаменосец ранен в голову.

Древко падает из рук,

И понятно даже олову —

Смерть незримая вокруг.

Сколько их, сложивших голову…

Пересчитывать – не счесть…

Разукрашенное олово

И кладбищенская жесть…

За игрой воображения

Мой отец следит, как бог.

Подступив к полям сражения

Костылями на порог.

Сосны

Так быстро дни летят за днями,

А всё забыть я не могу:

Стихией вырванный с корнями.

Лежал сосняк на берегу.

Горел закат над полем брани —

Событий горестных причал

Весь искорёжен, весь изранен.

Неузнаваемый, молчал.

А там, за мёртвыми стволами.

Не отводя от павших взор.

Стоял, не сломленный ветрами.

Спасённый бор.

Родные лица

Анатолию Вадимовичу Доливо-Добровольскому

Ещё мы здесь… Сквозь стёкла старых

рам

Привычной жизни проникают звуки

Начала дня арпеджио и гамм —

Все эти лязги, скрежеты и стуки.

Мы здесь… Но те – глядят с высоких стен,

с портретов охраняя дух жилища —

В борьбе мировоззренческих систем

Они ушли, а мы всё так же ищем

Прямой Ответ на Основной Вопрос,

Нам жизни нет без этого ответа —

Двадцатый век, как видно, не дорос,

А двадцать первый – как тоннель без

света;

Но, чуть заметён, в нём мерцает свет

И наша жизнь его мерцаньем длится: