Долговременная огневая… Стихотворения - [3]

Победа г-на КНАУФ над «ПОБЕДОЙ» и нашей общей Победой близка. И не только г-на КНАУФ.

Не кирпичной пылью красной

Здесь упитана земля,

Речью гневной, речью страстной

Расшумелись тополя,

Прислонившись кроной к кроне,

Словно в сговоре каком,

Или в тайной обороне

Ожидая бой с врагом.

У божественной святыни

Взор свободней и смелей,

Чем у выступившей ныне

Строчке блуда на стене.

Как в насмешку дням кровавым.

Отлетевшим в даль времён.

На стене ПОБЕДА KNAUF

Голубым горит огнём.

Не зелёным и не красным.

Никаким другим-иным:

Мирно-ласковым, прекрасным.

Безмятежно-голубым…

Я – и KNAUF. Третий – лишний..

Я – и надпись на стене…

Говорят, сегодня Ницше

Поднимается в цене…

Одичало ржавым ворсом

Травы с небом не в ладу.

Атакуемый вопросом.

Безответен, я иду.

А вопрос толкает драться

Или – в лестничный проём:

Как же так паскудно, братцы.

Мы Победу продаём?

Звуки траурного марша

Над могилами звучат.

Кирпичи, как пачки фарша,

В штабелях кровоточат.

Над Ижорой, по-над речкой

До сих пор руин не счесть…

Речь немецкая овечкой

Ходит нашу травку есть.

Щиплет травку вроде боком.

Сознавая, что в гостях —

Но пощипывает током

Дом, стоящий на костях:

В двадцати шагах отсюда

Спит Ижорский батальон,

И сигналит, словно зуммер,

Неистлевший медальон.

Медальонам счёт неведом?

Похоронкам счёт забыт?

В сочетании с Победой

Вводит KNAUF новый быт?..

В подворотне лает Жучка.

По реке плывёт топор.

В переводе KNAUF – «ручка»

Означало с давних пор…

Помнит горькое Победа,

Не укроет никуда —

Расстреляли людоеда

Здесь, на улице Труда…

Исстрадались в горе вдовы.

Смотрят в прошлое, назад.

Где ни дня без крови новой

Не держался сущий ад.

В царстве скверны и бедлама

Лишь осталось – позови! —

Стать прислугой в храме Хама

Храма KNAUF-на-Крови…

Не случайно веет кровью

С наступающей грозой…

Ветеран поводит бровью —

Совладать бы со слезой…

Кто печаль его измерит.

Кто узнаёт по глазам?

Эх, Москва слезам не верит.

Питер верит ли слезам?!.

«Имя Твоё в интернете искать ли…»

Имя Твоё в Интернете искать ли

ночами напрасно? —

В стоге душистого сена, где клевер,

люпин и ромашки

Корпоративно, подобно наградам —

за гробом – на красном

Миссию выполнить смогут уже

без промашки.

Там ли иголку искать, что внезапно

пронзит и беспечно

Сердце приколет в коллекции

к бархату неба…

В стоге созвездий искать ли тебя.

Неизвестный Навечно,

Где так заманчиво млечность

течёт в бесконечность?..

«Бронзовея, прямые, как совесть…»

Михаилу Дубину

«Бронзовея, прямые, как совесть.

Смотрят старые сосны в закат»;

Каждый день – как отдельная повесть.

Каждый ствол – как отдельный солдат:

Знает место своё в обороне.

Прочен в деле, не резов в речах.

Серебрятся могучие кроны.

Утопая в закатных лучах.

Жала пуль и осколков в древесных

До поры затаились телах.

Что же ныне в ряды неуместных

Встали речи о ратных делах?..

Бередят засмолённые раны

Отнимая покой по ночам

И скрипят старики-ветераны.

Не спеша обращаться к врачам.

Что теперь о свинцовых привесках,

О довесках осколков стальных —

Бьётся новое время в подлесках.

Как в истерике, в ритмах шальных.

То ли хмари болотной завеса.

То ли мозглый холодный туман.

Обнимает подножие леса.

Наводя на деревья дурман…

Только в кронах всё резче суровость

Их судьбы позади перекат…

«Бронзовея, прямые, как совесть.

Смотрят старые сосны в закат».

Меж хлебом и огнем

«На себя взглянуть издалека…»

На себя взглянуть издалека.

На себя сегодняшнего, вдруг

Призрачность блокадного пайка

Вспомнить полукружиями губ.

На себя взглянуть со стороны

И услышать сердцем позывной

Вечно нестареюшей страны —

Детства, опалённого войной.

На себя взглянуть из той ночи —

В комнате с зашторенным окном

Ты обогревался у свечи

С мыслями о хлебе об одном.

Помолчать у каменной плиты,

У которой меркнет белый свет.

Чистым снегом – белые цветы.

Чёрной тенью – даль блокадных лет.

«Холоден камень… Осенняя тишь…»

Холоден камень… Осенняя тишь

Может ли ранить?

Время, куда ты так быстро летишь.

Мучая память?

Город, припавший к плечу моему —

Друг и товарищ.

Вижу его распростёртым в дыму

Жадных пожарищ.

Слышу отчётливо в сердце своём

Стук метронома.

Общая доля – крещенье огнём

Отчего дома.

Как через щель смотровую в броне

Вижу дороги.

Город единственный, вечен во мне

Голос тревоги.

Нас укрывает от снайперских пуль

Дней уходящих

Памяти вечный и строгий патруль

В дне настоящем.

«Горят Бадаевские склады…»

Горят Бадаевские склады…

Теперь яснее с каждым днём:

И жизнь, и смерть в кольце блокады

Легли меж хлебом и огнём.

Вполнеба зарево. Гуляет

Огня и дыма грозный смерч.

Гудит неистово и знает:

Где он прошёл – всё прах и смерть.

Его не рвись утихомирить.

Не подходи к нему, не тронь!

Он – Властелин, в его крови ведь

Вселенский буйствует Огонь.

Всё злей безжалостные вспышки

Неукротимого огня…

На крыши, чердаки и вышки

Дежурить на исходе дня

Выходит, небо наблюдая,

Ещё без горечи утрат.

Готовность к бою обретая.

Притихший строго Ленинград.

«Я пройду у разбитого дома…»

Я пройду у разбитого дома

По остывшим осколкам снаряда.

По листам обгоревшего тома.

Вдоль безрядья гостиного ряда…

Вот он, памятный тот переулок —

Горы наледи в снежных сугробах.

Метроном насторожённо гулок

И на саночках – тело без гроба.

В этом городе храмов и рынков,

Площадей и квартир коммунальных

Дар последний – простая простынка

И заряд на шурфах погребальных.