Долгота - [37]

Во Флемстид-Хаус, куда Гаррисон в 1730 году пришёл за советом и помощью к Эдмунду Галлею, гордо красуются изготовленные им часы. Большие — H-1, H-2 и H-3 — бесцеремонно доставили в Гринвич на телеге после изъятия из дома на Ред-лайон-сквер. Маскелайн, закончив испытания, сослал их в сырой чулан, где они и простояли до его смерти, а потом ещё двадцать пять лет, в полном забвении. В 1836-м Э. Дж. Дент, один из помощников Джона Роджера Арнольда, вызвался бесплатно их почистить. Работа заняла четыре года. Плачевное состояние часов отчасти было вызвано негерметичностью ящиков; Дент, почистив, убрал их в те же ящики, и разрушение началось по новой.

Лейтенант-коммандер британских ВМС Руперт Т. Гоулд, вспоминая, как увидел часы в 1920 году, писал: «Они были грязные и поломанные, особенно номер первый, который выглядел так, словно затонул с «Роял Джорджем» и так с тех пор и лежал на дне. Весь механизм — даже деревянные части — густо покрывала синевато-зелёная патина».

Гоулда, человека чувствительного, так это ужаснуло, что он вызвался привести все четыре хронометра (включая H-4) в рабочее состояние. Он подрядился на труд, который в итоге занял двенадцать лет, бесплатно и невзирая на то, что не обучался часовому искусству.

«Я рассудил, что тут мы с Гаррисоном в одном положении, — с юмором заметил Гоулд, — и что номеру первому, если я начну с него, уж точно хуже не станет». И он немедленно начал обычной щёткой для шляп счищать с H-1 грязь и медную зелень, которых скопилось целых две унции.

Трагические события в жизни Гоулда подготовили его к работе, на которую он вызвался. По сравнению с нервным срывом при начале Первой мировой войны, из-за которого молодому лейтенанту пришлось уйти с действительной службы, неудачным браком и разводом, описанным «Дейли мейл» в таких красках, что его уволили из Адмиралтейства, годы добровольного заточения наедине с чудными устаревшими часами были настоящим лекарством. Восстанавливая хронометры, Гоулд восстанавливал собственное здоровье и душевный мир.

Есть своя правильность в том, что больше половины времени — семь лет по его расчётам — ушло у Гоулда на третий номер, который и Гаррисон собирал дольше всего. Трудности Гаррисона стали трудностями Гоулда.

«Номер третий не просто сложен, как номер второй, — рассказывал Гоулд на заседании Общества морских исследований в 1935 году, — он избыточен. Он включает несколько уникальных устройств, какие ни одному часовщику не пришло бы в голову использовать. Гаррисон изобрёл их, решая свои механические задачи как инженер, а не как часовщик». Не раз Гоулд обнаруживал «реликты устройства, которое Гаррисон испробовал и отверг, но оставил на месте». Ему приходилось разбираться с каждой из этих «подсадных уток», чтобы понять, какие части и впрямь заслуживают восстановления.

В отличие от Дента, который только почистил механизм и подпилил края сломанных деталей, Гоулд хотел, чтобы часы вновь пошли.

За время работы он заполнил восемнадцать блокнотов аккуратными чертежами, выполненными цветной тушью, и подробными записями, куда более внятными, чем все объяснения Гаррисона. Гоулд делал их для себя, чтобы не повторять однажды допущенную ошибку, ведь многие операции он выполнял снова и снова. Например, на то, чтобы вынуть спусковой механизм H-3, уходило восемь часов, а Гоулду пришлось проделать это не менее сорока раз.

Касательно H-4 Гоулд рассказывал: «Мне потребовалось три дня, чтобы научиться снимать стрелки. Я уже готов был поверить, что они припаяны».

H-1 он почистил первым, восстановил — последним. В часах недоставало стольких деталей, что без опыта работы с последующими хронометрами Гоулд бы в них не разобрался. «Не было ходовых пружин, барабанов, цепей, спусков, балансирных пружин и механизма завода. Пять из двадцати пяти антифрикционных шестерён отсутствовали. Многие части решетчатого компенсатора были утеряны, почти все остальные — сломаны. Секундная стрелка пропала, часовая — треснула. Что до мелких деталей — осей, винтиков и тому подобного — едва ли сохранилась одна из десяти».

По счастью, симметрия H-1 и упорство Гоулда позволили восстановить утерянные детали по уцелевшим.

«Хуже всего был последний этап, — признавался он, — отрегулировать маленькие стальные ограничители на балансирных пружинах. Это примерно как вдеть нитку в иголку, закреплённую на задней доске грузовика, за которым гонишься на велосипеде. Я закончил примерно в четыре часа пополудни 1 февраля 1933 года — ливень хлестал в окна мансарды, где я сидел, — и через пять минут номер первый снова пошёл, впервые с тех пор, как остановился 17 июня 1767-го — через сто шестьдесят пять лет.

Благодаря Гоулду часы и сейчас идут в музейном зале старой обсерватории. Восстановленные хронометры — памятник Джону Гаррисону, как собор Святого Павла — памятник Кристоферу Рену. Хотя Гаррисон похоронен в нескольких милях к северо-западу от Гринвича, на кладбище церкви Святого Иоанна вместе с женой Элизабет и сыном Уильямом, его сердце и ум — здесь.

Музейный хранитель, который занимается часами, называет их «Гаррисоны», словно они — люди, а не предметы. Чтобы открыть витрину и завести их, он надевает белые перчатки. Это происходит каждый день рано утром, до прихода посетителей. Замок каждой витрины открывается двумя ключами, как депозитная ячейка в банке. Невольно вспоминаются испытания часов, при которых обязательно присутствовали несколько человек, каждый со своим ключом.