Долгое падение - [11]

Гиллис прерывает ход его мыслей:

– Значит, полицейские сочли эту историю вполне достойной доверия, раз искали револьвер?

– Похоже, так.

Даудолл показал полицейским рисунок револьвера, и они сказали – да, это может быть тот самый револьвер. Тогда Даудолл рассказал, что Мануэль выложил ему множество подробной информации о доме Уотта. Даудолл еще там не был, можно ли ему отправиться туда и взглянуть?

Полицейские отвезли его в дом Уотта, до сих пор огороженный, до сих пор находящийся под охраной офицера полиции, детектива-сержанта Митчелла. Манси, старший офицер из Ланаркшира, ожидал Даудолла на улице. Он приехал, поскольку услышал, что в просьбе Даудолла упоминается Мануэль. Мануэль живет на участке Манси, и тот его ненавидит.

Он ведет Даудолла по улице в бунгало Уотта.

– Питер Мануэль, наверное, лжет, мистер Даудолл. Этот грязный преступник все время исповедуется в громких делах. Он так играет. Он исповедуется в большом ограблении банка в Лондоне, а потом предъявляет алиби. Он заявляет, что был гангстером в Нью-Йорке, – но его семья переехала из Нью-Йорка, когда ему было пять лет, в начале Великой депрессии. Он рассказывает людям, что его папуля умер на электрическом стуле в Америке, но он живет со своим папулей, который работает в Управлении газовой промышленности. Мануэль говорит, что он художник, что он писатель, что он шпионит на янки. Питер Мануэль рассказывает полную лажу. Он – известный лжец. Его ложь настолько безумна, что иногда начинаешь гадать – понимает ли он вообще, что лжет. Он сексуальный маньяк.

Безумец.

Дом Уотта находится на Феннсбанк-авеню в Бернсайде, Саутсайд[23]. Это длинная улица с крепкими обособленными виллами с большими садами и подъездными дорогами для машин.

Даудолл идет по дороге к двери и видит разбитое стекло, видит, как рука Мануэля скользит в дыру в стекле, поворачивается вбок и открывает дверь, в темноте.

Детектив-сержант Митчелл открывает Даудоллу дверь, и тот шагает в дом.

Митчелл велит ничего здесь не трогать и ничего не оставлять и закрывает за ним дверь.

Даудолл остается один в бунгало Уотта. Он видит шифоньер слева и висящую на стене картину с золотистым лабрадором. Справа вешалка для ключей. Она пуста. Удивленный, что никто не выходит и не слышит его, он открывает дверь спальни.

Кровавые брызги покрывают стену за изголовьем кровати, пол запачкан и запятнан высохшей кровью. С односпальных кроватей снято постельное белье, матрасы и простыни исчезли, их забрали как улики. Даудолл рад, что остановил тогда машину в поле, потому что не смог бы сейчас заплакать, даже если б попытался. Он не знает, сможет ли когда-нибудь снова плакать или есть.

В гостиной на туалетном столике стоит бутылка сухого джина «Маскаро». На подлокотнике дивана, на льняной салфеточке – корка от сэндвича. Кусочек ветчины между ломтями хлеба сухой и потрескавшийся, как язык дохлой кошки. Полицейские не знали, что сэндвич важен. Они просто оставили его тут.

В кухне-камбузе – буфеты вдоль стен и желтая формайка.

В комнате убитой девушки с кровати снято белье. Вокруг сигаретных окурков, найденных на ковре, нарисованы отметки мелом.

Вивьен убийца оставил осевшей в углу, наполовину прикрытой, лежащей на постельном белье. Это кровавый ужас. Семнадцатилетняя девушка, мертвая и избитая, с обнаженной грудью, с жестокими синяками там, внизу, где в нее вторгались… «До или после?» – спросил тогда Даудолл. «И то и другое, – сказал судебно-медицинский эксперт, хмуро глядя на свои ноги. – И до, и после».

– Что случилось потом, мистер Даудолл? – спрашивает М. Дж. Гиллис.

– Простите?

– Что случилось потом?

– Ну, я рассказал полиции, поэтому…

– Вы встречались опять с мистером Мануэлем?

Даудолл ни за что не хотел с ним больше встречаться. Но пришло еще одно письмо, с другими заманками. Каковы бы ни были его чувства, Даудоллу пришлось сообщить бедному мистеру Уотту, что Мануэль выходит из тюрьмы, отсидев десять месяцев за кражу со взломом, и хочет с ним повидаться.

– Мануэль написал, что его выпускают и что он сможет вернуть револьвер, но сперва хочет повстречаться с мистером Уоттом.

Лорд Кэмерон спрашивает:

– Это письмо имеется в распоряжении суда, мистер Даудолл?

«Нет. Я сжег его, чтобы вы никогда его не увидели. Мануэль хотел получить за револьвер денег, и если б вы, ваша честь, об этом узнали, вы могли бы постановить, что такие показания не принимаются судом. Поэтому я сжег письмо в пепельнице на своем столе. А потом сел и некоторое время смотрел на пепел. Я чувствовал себя так неуютно, что позвал свою секретаршу и попросил унести пепельницу».

– И вообще, мисс Макларен, просто выбросьте эту пепельницу, хорошо? Потому что в ней трещина. Да, в самом деле. Вон там. Вы что, не видите? Ну а я вижу, поэтому просто унесите ее отсюда.

Мисс Макларен, выйдя, закрывает дверь, и Даудолл знает, что она вымоет стеклянную пепельницу, унесет ее домой и, вероятно, отдаст отцу. И он за нее боится.

– Нет, ваша честь, боюсь, что данное письмо затерялось.

Юристы находят это слегка странным. Такие юристы, как Даудолл, не теряют вот эдак письма. Но никто не знает, какой вопрос задать; все просто обвиняют легкомысленную секретаршу, и допрос продолжается.