Долгое падение - [4]

Я никогда здесь раньше не была. Разве что проезжала пару раз мимо на автобусе. Я даже не была уверена, открыт ли проход на крышу Топперс-хаус, но дверь оказалась открытой, и я просто пошла вверх по лестнице, пока она вдруг не кончилась. Не знаю, почему мне раньше не приходило в голову, что нельзя просто взять и спрыгнуть с крыши, когда вздумается, — вам не дадут покончить с собой. У края крыши поставили решетку, а сверху еще и проволоку натянули… Тогда-то мне и стало по-настоящему страшно. Я невысокого роста, особенной силой никогда не отличалась, да и лет мне было достаточно. Я понятия не имела, как мне перебраться через заграждение, а все должно было решиться именно той ночью, потому что Мэтти в приюте, и вообще… Я принялась прокручивать в голове все возможные варианты, но ни один мне не понравился. Прыгать из окон собственной квартиры я не хотела — там бы меня обнаружил кто-нибудь из соседей. А я хотела, чтобы меня нашел незнакомый человек. Под поезд бросаться я тоже не хотела — я как-то видела передачу про машинистов, где они рассказывали, какой для них это шок. Машины у меня не было, так что уехать в какое-нибудь безлюдное место и задохнуться выхлопными газами я тоже не могла…

А потом на другом краю крыши я увидела Мартина. Затаившись в темноте, я наблюдала за ним. Я заметила, что он подошел к вопросу основательно, захватив с собой стремянку и кусачки. Ему удалось перебраться через заграждение, и теперь он сидел на самом краю крыши, болтая ногами и поглядывая вниз. Время от времени прихлебывая что-то из фляжки, он сидел и курил, размышлял, а я ждала. Он все курил и курил, а я все ждала и ждала, пока в конце концов у меня не кончилось терпение. Я понимала, что это его лестница, но она была нужна мне. Ему она вряд ли бы пригодилась.

На самом деле я не пыталась его столкнуть. У меня сил не хватит столкнуть здорового мужика с края крыши. Да я бы и пытаться не стала, так нельзя — это же его дело, прыгать или нет. Я просто подошла к нему, просунула руку сквозь ограду и похлопала его по плечу. Я лишь хотела спросить, долго он еще или нет.

Джесс

До того, как я оказалась на той вечеринке, я не собиралась лезть на крышу. Честно. Я совершенно забыла о дурной славе Топперс-хаус — но один парень мне напомнил. По-моему, я ему понравилась, хотя в этом нет ничего особенного, если учесть, что я была единственной молодой женщиной, которая была еще в состоянии держаться на ногах. Предложив мне сигарету, он представился Гашиком, а на мой вопрос, откуда пошло такое прозвище, он ответил, что он курит только гашик и поэтому его зовут Гашиком. И тогда я спросила: мол, получается, что всех остальных тут зовут Травка. А он такой: нет, вон того зовут Шизанутый Майк, того — Комок, а это — Говнюк Никки… В общем, он рассказал мне обо всех, кого он знал на вечеринке.

Но те десять минут, которые я потратила на разговор с Гашиком, изменили ход истории. Но не истории вообще, как это произошло, например, в 55 году до нашей эры или в 1939-м — если, конечно, кто-нибудь из нас не изобретет машину времени, или не предотвратит завоевание Британии «Аль-Кайедой», или еще что-нибудь в этом духе. Но кто знает, что бы с нами стало, не приглянись я Гашику? Ведь я уже собиралась домой, когда он со мной заговорил, и тогда, возможно, Мартин с Морин погибли бы, а еще… в общем, все было бы по-другому.

Закончив представлять мне своих знакомых, Гашик подозрительно посмотрел на меня: мол, ты не собираешься, надеюсь, на крышу лезть? Я еще тогда подумала: ну уж по-любому не с тобой, тупица. А он такой: у тебя, мол, в глазах боль и отчаяние. Я к тому времени уже здорово набралась, и, мне кажется, на самом деле в моих глазах он видел семь банок коктейля «Баккарди Бризер» и две банки пива. Я ему такая: ой, правда? А он: ага. Слушай, я тут слежу за самоубийцами, за теми, кто пришел только ради того, чтобы подняться на крышу. А что там такого на крыше? — не поняла я. Он рассмеялся: ты что? Это же Топперс-хаус. Сюда приходят, чтобы покончить с собой. Мне бы никогда не пришло это в голову, если бы он не сказал. Все вдруг стало совсем понятным. Я, конечно, собиралась домой, но понятия не имела, что делать, когда я туда приду, что делать утром. Мне был нужен Чез, а я ему была не нужна. И тут я поняла, что самое лучшее — это свести счеты с жизнью, причем как можно быстрее. Все было настолько очевидно, что я готова была рассмеяться: я захотела свести счеты с жизнью, случайно оказавшись в Топперс-хаус, — вот так совпадение. Это было как знак Божий. Нет, конечно, жаль, что Богу было нечего мне сказать, кроме как «Сигани с крыши», но я его не виню. Что еще он должен был мне сказать?

Тогда я почувствовала тяжесть всего — тяжесть одиночества, тяжесть всех моих ошибок. В этом было что-то героическое: я поднималась на самый верх с этой тяжкой ношей. Казалось, спрыгнуть с крыши — это единственный способ от нее избавиться, единственный способ заставить ее принести мне пользу, а не вред; я чувствовала такую тяжесть, что долетела бы до земли за мгновение. Я побила бы мировой рекорд по прыганию с крыши многоэтажки.