Долго, счастливо - [15]

- Только она, - я немного двигаюсь, обхватывая тебя за пояс, чтобы было удобно.

Молчу. Молчу так долго, сколько только возможно без того, чтобы тебе надоело мое сопение. А потом все же спрашиваю прямо, в первый раз.

- Зачем я тебе?

- Зачем?.. - этот вопрос настолько прост, что заставляет меня замолчать надолго. - Просто потому, что «мы» не может быть в одиночку, а ты достаточно пережил, чтобы это «мы» было именно с тобой.

- И тебе тоже нужно «мы»?

- Если бы оно мне было не нужно, я бы просто не дал тебе быть рядом, - я вздыхаю и ерошу твои волосы. - Не забывай о том, что я не люблю нелогичные и непрактичные действия. Поэтому любой из них происходит только по моему на то желанию.

- Я знаю...

- Вот и не сомневайся, - я смотрю на тебя и протягиваю тебе очки. - Или дашь глазам отдохнуть еще?

- Не заслужили, - бурчу и надеваю очки, затем вновь обнимая тебя и целуя в грудь. Мне удается затолкать свое состояние куда-то еще глубже, чем раньше, и надеяться, что все пройдет само.

* * *

Прошло две недели. Я до сих пор просыпаюсь по ночам в противной испарине, пытаясь понять, что со мной происходит, кусая подушку и стараясь не разбудить тебя. Днем мне удается справляться лучше, я готовлю обеды и ужины, убираю дом и забываю обо всем, что снится мне по ночам. Я даже смог сократить количество вспоротых шрамов на руке до трех, и прикоснулся к ним всего дважды за эти четырнадцать дней, так что даже начинаю думать о том, что выбираюсь из депрессии.

Но потом идет проливной дождь стеной. Идет два дня подряд, и после первых суток мне становится так плохо, что я беру Молнию и выхожу в одной тонкой мантии на крыльцо нашего дома. Ты в Хогвартсе, и запретить мне разбиться насмерть никто не сможет, не так ли?

И я лечу. Долго выписываю восьмерки, а потом направляю метлу в пике, страстно желая только одного: закончить это все одним ударом.

Третий курс настолько выводит меня из себя, что я беру свитки с собой и возвращаюсь домой, хотя намеревался вернуться только утром. Когда я не нахожу сначала тебя, а потом и метлу у меня остается только одно желание - поймать тебя и задать трепку:

- Поттер! - тебя едва видно сквозь дождь, но мой голос должен достичь тебя, достаточно усиленный магией. - Не смей!..

...и я торможу. Торможу о землю, проезжаясь по ней рукой, но я не чувствую боли. Скорее всего, вместе с рукавом мантии содрало и кожу, но я не чувствую, потому что я просто поражен тем, насколько вовремя ты появился. Я кубарем скатываюсь с метлы, падающей на землю, и прикрываю глаза. Мокрый насквозь, я не вижу ничего сквозь запотевшие очки, и мне даже хорошо: ведь я наконец-то дорвался до хоть сколько-нибудь стоящего наказания.

- Метлу получишь не раньше, чем срастется рука. Не двигайся, - я зол и больше всего сейчас хочу оставить тебя здесь, но это вряд ли чему-нибудь тебя научит, поэтому я начинаю обрабатывать твою руку, фиксируя ее и помогая тебе подняться.

Я смотрю на тебя и молча киваю. Эта боль восхитительна. Она так сильна, что затмевает все, что я когда-либо чувствовал, и заставляет меня балансировать на краю сознания, чтобы не упасть в обморок. На открытые переломы лучше не смотреть, а я - гляжу...

Я раздраженно довожу тебя до дома и сажаю на диван:

- Поттер... - я знаю, что так нельзя, но все же даю тебе пощечину, и только после этого иду за медикаментами и зельями.

А я сижу и медитирую на свою сломанную руку, даже не пытаясь убаюкать боль. У меня отнялся голос, наверное, потому что иначе я бы кричал и выл, так резко разливается и переливается она по моему телу. Но мне легче. Еще немножечко легче, еще чуть-чуть, капельку, совсем ничтожно, но становится все переносимее все то плохое, что заставляет меня рыдать по ночам.

Когда я заканчиваю обрабатывать твою руку и вливаю в тебя несколько зелий, то удаляюсь в кабинет. У меня достаточно работы, чтобы не видеть тебя несколько часов, тем более, что я не хочу не только тебя видеть, но даже разговаривать.

А я продолжаю сидеть на диване, укутавшись в плед и выставив оттуда только руку в гипсе. Мне нужно обдумать многое, прежде чем я пойму, почему ты на меня злишься. Мне по-прежнему плохо, разве только груз на душе уменьшил свой вес, а так...

В итоге мы встречаемся только в постели, когда я молча прижимаюсь к тебе, как и каждую ночь.

Твоя выдержка начинает меня удивлять, но не успокаивает злость, которую ты упорно игнорируешь. С твоего глупого поступка прошло уже три дня и рука почти срослась, но я продолжаю упорно молчать и избегать совместного пребывания в одной комнате.

Я готовлю тебе есть и оставляю еду на кухне, предусмотрительно выбрасывая свои «порции» подальше. Я не ем все это время и только пытаюсь замедлить ход заращивания руки. Я недостаточно много терплю боли, и эта мысль заставляет меня иногда уединяться в ванной. Нет, ничего особенно плохого я не делаю, и даже не самоудовлетворяюсь: я просто оставляю маленькие, едва заметные порезы бритвой у себя на внутренней стороне бедер. Кожа там особенно нежная и чувствительная, и тройные порезы с цепочками капель крови потом долго саднят, до тех пор, пока я не останавливаю кровотечение и не дезинфицирую их спиртом. Мне нужно еще совсем немного времени, чтобы набраться сил и подойти к тебе первым, а пока...