Долгий, трудный путь из ада - [9]
15 марта 1988
Джон Глэйэер
Журнал Ночных Ужасов
1007, Юнион Стрит
Шенектэди, Нью-Йорк 12308
Брайен Уорнер 3450,
Бэнкс Роуд, 207
Маргейт, 33063
Привет, Брайен! Спасибо за "Вею Семью". Мне понравилась идея, но я бы предпочел кое-что немного изменить. Несомненно, Вы пишете очень неплохо и весьма убедительно, и мне хотелось, чтобы Вы прислушались к моему пожеланию. Во первых, Брайен, я рекомендую Вам ознакомиться с самобытным типом произведений, которые мы публикуем - подпишитесь на Ночные Ужасы" Я могу выслать Вам следующие четыре номера всего лишь за 12$ на первый год и по 16$ на последующие года. Я надеюсь. Вы здорово сэкономите на этой подписке - более 35% - и заодно поддержите нашу кровожадную компанию. Если Вы серьезно намерены посылать свои работы в наш журнал - мы платим два с половиной цента за слово - дерзайте, пуст" наш журнал станет Вашим ключом к удаче.
С уважением, Джон Глэйэер, редактор.
28 марта 1988
Брайен Уорнер 3450,
Бэнкс Роуд, 207
Маргейт, 33063
Джон Глэйзер
Журнал Ночных Ужасов
1007, Внион Стрит
Шенектэди, Нью-Йорк 12308
Уважаемый Джон Глэйзер! Огромное спасибо за ответ. В конверте Вы найдете чек на четыре номера Ночных Ужасов. Я горю желанием получить первые выпуски. Высылаю Вам свои три новые небольшие поэмы - "Частица Сопротивления", "Цветное Стекло" и "Отель Галюциноген". Надеюсь, они больше придутся Вам по вкусу. Спасибо за Ваши замечания, жду ответ на мою подписку.
Всегда Ваш, Брайен Уорнер.
ЧАСТИЦА СОПРОТИВЛЕНИЯ
Когда вилка поедает ложку,
А нож колет
Лицо, отраженное в тарелке,
Обед окончен
ЦВЕТНОЕ СТЕКЛО
В тишине храма
Преклони колени
В поисках епитимьи
Когда идеалисты со вставными челюстями
Бросят бифштексы на блюдо
Зажгите свечи для грешных
Зажгите огонь!
Пророк-самодур, протестант-сказочник
Скажет диатоническую догму
И небрежно выпотрошит вас
Молись, Сходись!
Мир выглядит лучше через цветное стекло.
Зажгите свечи для грешных
Зажгите весь этот мир!
Ложь, Вероломство, Фальсификация
Все они словно губки, желающие
ВпитатьТретичные реалии жизни.
ОТЕЛЬ ГАЛЮЦИНОГЕН
Лежа в постели в созерцании
Завтрашнего дня, спокойно медитируя,
Я смотрю на одинокое пустое пятно
И замечаю, что мои глаза
Смотрят вверх, вниз и под множеством разных углов,
И я чувствую, что мое внимание отвлекается в сторону
От пустого экрана перед моими глазами
И переходит на пирамиду из восьми пустых пивных банок.
Я смыкаю веки и думаю,
Сколько часов прошло с тех пор,
Как я построил это удивительное сооружение
Из жестяных банок?
И я ли создал все это?
Или кто-то другой?
Я открываю глаза и снова смотрю на пирамиду.
Но пирамида вдруг превращается в пылающий костер.
Что за пророчество пришло ко мне
В образе гостиничного разносчика заказов,
Не волнующегося об этом послании,
А желающего только принятия его мной?
Но я не паду жертвой
Этого откровения неуместности.
Я не хочу признавать это извращение мысли.
Я не хочу
Я бросаю подушку
В эту адскую могилу, чтобы сохранить глаза
От ужасающего понимания,
И я слышу грохот падающих семи пустых банок,
Не восьми - Судьба ли это, дающая
Одному выжить?
Почему этот одинокий оловянный солдатик
Стоит, не повинуясь моей подушке.
Несущей разрушение?
Далее по какой-то непонятной, бредовой причине.
Банка начинает разрываться от горьких рыданий.
Скорбит ли она об ушедших друзьях,
Бывших для нее семьей?
Но нет, не в этом причина.
Это плачь дитя об ушедшей матери.
Кричащий ужас крушения надежд.
И эти вопли и стоны, не способные поднять
Раскиданные банки,
И я не верю своим глазам,
Этой уступке
Жестяных банок, поющих в какофонии
Своего маленького бунтарства,
Сопротивляющихся моей Доктрине Уничтожения,
Моей подушке (лежащей под кучкой жестяных анархистов).
Я боюсь, боюсь этих баночек,
Этих бунтарей-нигилистов,
Особенно одну, рыдающую как ребенок,
Я понимаю, почему мой страх растет,
Создает стену вокруг кровати,
Заглушает все вокруг,
Но этот рыдающий ползет по стене,
Не Великой Китайской, а, скорее, Берлинской.
Он начинает говорить.
Его слова глухо доносятся
Из дыры в его голове,
Словно похоронная музыка:
Глубокая, резонирующая
И печальная.
Он говорит мне: "Сдавайся своим снам.
Мы маемся весь день,
Планируя твое обслуживание,
И очень невежливо игнорировать нас."
Я непроизвольно клюю носом
И он закрывает мои глаза
Нет!
Он дает мне защитные очки
И я засыпаю в тени.
Засыпаю в поле гиацинтов.
Вскоре я выплываю из сна и встаю,
Расчесывая спутанную шевелюру,
И иду в кухню,
Открываю морозильник,
И достаю очередную банку пива,
И когда я начинаю пить,
Я слышу плачь брошенного дитя.
5 июня 1988
Брайен Уорнер 3450,
Банке Роуд, 207
Маргейт, 33063
Джон Глэйэер
Журнал Ночных Ужасов
1007, Юнион Стрит
Шенектэди, Нью-Йорк 12308
Уважаемый Джон Глэйэер! Я получил первый выпуск Ночных Ужасов две недели назад и прочитал его целиком. Мне все понравилось, особенно рассказ Клайва Баркера. Единственное, я не получил ответа о своих стихотворениях, которые посылал Вам вместе с чеком на подписку. Я настроен еще более решительно на публикацию в Ночных Ужасах. Мне кажется, что это идеальное место для моих работ. Пожалуйста, напишите, прочитали ли вы мои стихи и согласны ли, чтобы я прислал Вам что-нибудь еще.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.