Долгий, трудный путь из ада - [7]

ЧЕРВЬ СБРАСЫВАЕТ КОЖУ

Первый раз я понял, что в нашей семье что-то неладно, когда мне стукнуло шесть. Отец подарил мне книгу о жирафе, предлагая изучать ее, как будто я был персонажем книги и пускался в различные приключения с животными. Единственной проблемой было то, что мое имя читалось как Брэйн (Мозг) на протяжении всей книги, дабы разрушить имидж жирафа, чей мозг якобы соединен с его собственной задницей. Я не думаю, что отец до сих пор понял свою ошибку - он назвал меня настоящим именем. Всю жизнь отец чем-то пугал меня. Если я хотел родительского внимания, то обычно получал его со шлепком ремня по заднице. Когда он приходил домой с работы и видел меня, валяющимся в холле и рисующим какую-нибудь ахинею, то обязательно находил способ подшутить надо мной - частенько это был переполненный пылесос, включенный на выдувание. Моя мать объясняла эти бредовые поступки как одну из составляющих частей посттравматического синдрома, полученного после Вьетнамской войны. Именно этот стресс заставлял его порой вскакивать ночью и крушить вещи. Когда, будучи подростком, я приводил приятелей домой, он любил задавать им следующий вопрос: "Вы когда-нибудь пробовали член более вкусный, чем мой?" И каков бы ни был ответ, они все равно оставались с его членом во рту, в переносном смысле, конечно. Частенько мы ездили с ним на мотоцикле в уединенное место, где он учил меня стрелять из ружья, штыком которого собственноручно проткнул вьетконговского солдата. Я унаследовал от него кучу амбиций, которые может остановить только пуля, чувство юмора, страсть к сиськам и аритмию сердца.

КРУГ ПЯТЫЙ - ГНЕВНЫЙ

Вообще-то я рос маменькиным сынком, испорченным мамой и не благодарным ей за это. Я был достаточно хилым ребенком, потому что она старалась держать меня дома и постоянно быть при ней. Когда у меня появились первые прыщи, мать сказала, что это аллергическая реакция на яичные белки, и я долго считал, что это именно так. Она хотела, чтобы я был похож на нее, зависел от нее и никогда не покидал ее. Когда я уже достиг двадцати двух лет, мать постоянно приходила ко мне в комнату и плакала, пока однажды не сказала, что видела силуэт Иисуса в дверном проеме. После этого она перестала сокрушаться и переключила свое внимание на домашних крыс, которыми, как она считала, я кормлю свою змею. Ее любимицей стала самая больная крыска по имени Мэрилин, с которой она возилась больше всего, чтобы продлить ей жизнь. Я думаю, таким образом она старалась переключить свою любовь с меня на животное. В детстве все мы считаем, что наши семьи абсолютно нормальны, но с годами многие иллюзии разрушаются. В девятом классе я начал чувствовать себя все более замкнутым, одиноким и сексуально закомплексованным. Я сидел за партой и резал себе предплечье перочинным ножом. У меня до сих пор остались шрамы под татуировками. Большую часть своего образования я получал после школы, когда уходил в мир фантазий, читая книги типа "Никто Не Выйдет Отсюда Живым" Моррисона, занимаясь написанием гротескных поэм и рассказов и слушая записи. Я начал воспринимать музыку как универсальное лекарство, как путь в мир, где нет законов и правосудия. Но главным человеком, который принес в мою жизнь столько комплексов, все равно оставалась моя мать. Очевидно, некоторую язвительность по отношению к ней я перенял от своего отца. Был период, когда родители дико кричали друг на друга: отец обвинял мать в измене. Он всегда был очень ревнивым, и даже первый мамин бойфренд. Дик Рид, скромнейший парень, хорошо получал от отца с того момента, как они познакомились с матерью в возрасте пятнадцати лет. В своей комнате среди всевозможных киссовских сувениров я имел коллекцию бутылочек от одеколона Эйвон, сделанных в форме различных автомобилей, и одна из них однажды отправила мою мать в больницу. Как-то вечером она зашла ко мне и стала рассказывать, где была сегодня. Почему-то она вывела меня этим из-себя, и я в гневе запустил в нее стеклянным авто, разбив ей губу. Шрам до сих пор остался на ее лице, как напоминание о том, что не стоит заводить еще одного ребенка. Швырнув бутылкой, я набросился на нее с кулаками, повалил на пол и пытался задушить. Она не сопротивлялась, а только плакала, и я никогда не прощу ее за это. Когда я лежал на кровати в ту последнюю ночь в Кантоне, я ненавидел своих родителей намного сильнее, чем прежде. Теперь мне предстояло жить в Форт Лодердейле, так как отец получил новую работу агента по продаже мебели в этом городе. Все, через что я прошел - грязный секс, наркотики и унижения в школе - осталось позади, что ждало меня впереди, я не знал. Но все нужно было начинать заново. Я чувствовал горечь и злобу не только по отношению к предкам, но и по отношению ко всему миру.

4. Дорога в ад устлана отказными письмами

Я был одинок, и вскоре открыл несогласованные маннеризмы, делавшие меня непопулярным в школе. Одинокий ребенок, я занимался таким вещами, как написание рассказов с вымышленными персонажами, и думаю, что с самого начала мои литературные амбиции смешивались именно с чувством изолированности. Я знал, что могу легко обращаться со словами и имею силу спокойно лицезреть неприятные факты, и понял, что это создало для меня собственный мир, в который я мог погрузиться, дабы спрятать себя от каждодневной жизни.