Долгий, трудный путь из ада - [16]
- Я сделаю тебя счастливым. Я знаю, я могу. Никто не позаботится о тебе, как я. Никто не будет трахаться с тобой так, как я. У меня есть так много дать тебе." Мои руки опускаются. Я не хочу заниматься этим, несмотря на то, что позволил втянуть себя в это путешествие. Когда же оно закончится! Нэнси стоит в дверях ванной и смотрит на меня. Ее грудь вздымается под армейской футболкой, большой палец засунут в карман джинсов и она покусывает нижнюю губу. Она совсем не выглядит сексуальной, она нелепа, как фотография Джоэла-Питера Уиткина. Я встаю и иду мимо нее в комнату. Тереза и Карл лениво глядят в экран, не обращая внимания на нас и болтовню Стефена. Я возвращаюсь обратно и плюхаюсь на край ванны, стараясь утихомирить свои крутящиеся мысли и вспомнить, что я собирался сказать Нэнси. Я слышу музыку, громкую и навязчивую, и чувствую, что отрубаюсь. Музыка в моей голове становится еще громче. "Это не мой прекрасный дом! Это не моя прекрасная жена!" Нет, она играет не в моей голове, это песня Talking Heads "Once In ALifetime". Я валюсь на пол и пялюсь в потолок. "И ты можешь спросить себя: "И как же ты попал сюда?" Она - Трэйси - склоняется надо мной, задирает мою футболку, обнажив шрамы, которых у меня вроде бы не было, ее другая рука расстегивает мои брюки. Ее рот пышет жаром, и я чувствую запах табака и виски. Она стягивает с меня штаны и, эффектно перекрестив руки, снимает с себя топ. Она задирает свою юбку, и я вижу, что под юбкой ничего нет. Это не выглядит слишком пошло, как если бы она играла роль в порнофильме. Она тактична, аккуратна и божественна. Я пьян и в то же время влюблен. Сквозь прозрачный шелк занавески, разделяющий нас, на фоне света стробоскопов я вижу силуэт телохранителя, охраняющего нас, словно Святой Петр. "Однажды в жизни…" Я вхожу в нее, и она вскрикивает. Я глажу ее волосы, но они почему-то слишком коротки и кудрявы… Черт, я трахаю Нэнси! Что я творю?! Это не та ошибка, которую можно себе позволить! Трахать шизоидную девку! Сквозь вспышки света я вижу лицо Нэнси, уставившееся на меня, вижу ее бедра, сжимающиеся и раздвигающиеся, мокрые, словно челюсти бешенного пса. С каждой вспышкой ее лицо становится все более искаженным, нечеловеческим… более демоническим. Да, это самое правильное слово! Я продолжаю трахать ее все сильнее, но мой разум кричит прекратить весь этот кошмар. Все. Я трахаюсь с дьяволом. Я продал свою душу! "И ты можешь спросить себя: "Куда же ведет это шоссе?" Кто-то кусает меня за мочку уха. Я думаю, что это Трэйси, потому что она нравится мне. Она смотрит мне прямо в глаза и шепчет: "Я хочу, чтобы ты кончил в меня!" Музыка остановилась, огни перестали вспыхивать, и я кончил в нее, словно бросил букет белоснежных лилий в свеже вырытую могилу. "Ты можешь спросить себя: "Прав я или нет?" И ты можешь ответить: "Мой Бог, просто я сотворил этот бред!”
8. Для всех, кто не умер
Малдорор понимал многие тонкости жизни с первых своих лет и был этим счастлив. Позже он стал осознавать, что был рожден злом. Странная фатальность! Он скрывал свой характер, как лучшее, что он имел, много лет, но в конце концов понял, что это ему больше не нужно, и кровь ударила ему в голову, и он понял, что не хочет жить такой жизнью, и стал настоящим носителем зла… сладкая атмосфера! Мы можем представить, что когда он обнимал малое розовощекое дитя, резал его щечки лезвием, он мог повторять это много раз и не мог сдерживать себя мыслями о правосудии в этой длинной череде наказаний.
Граф де Лотреамон, "Малдорор"
Еще долгое время после нашего наркотического путешествия с Нэнси я чувствовал себя разбитым, испуганным и на сто процентов очарованным ее дьявольской харизмой. В свое время я позволил ей принимать решения в группе и. что самое ужасное, трахал ее за спиной Терезы. Конечно, секс с Нэнси - это очень неплохо, но я абсолютно не хотел этого. Какое бы решение я не принимал, она сразу же появлялась рядом и в любой момент была готова раздеться. Я чувствовал себя одержимым. Она всегда склоняла меня к вещам, которые я, казалось, никогда больше не решился бы повторить, например, к употреблению кислоты. На сей раз это случилось перед самым концертом. Мне позвонил Боб Слэйд, панковский ди-джей из Майами. "Слушай, - сказал он своим гнусавым мегафонным голосом, - мы хотим видеть вашу команду на разогреве у Nine Inch Nails в Клаб Ню." Клаб Ню был местечком, которое мы все ненавидели. Поскольку в нашем багаже было всего семь песен, Брэд до сих пор учился играть, а Стефен так и не разжился клавишами, я согласился. Это был неплохой шанс вылезти, поскольку мы до сих пор находились в относительной заднице. Перед концертом Нэнси всучила мне таблетку, и я мужественно заглотил ее. На сцене я появился в оранжевом платье и, как обычно, тащил за собой Нэнси на поводке. По какой-то причине я не съехал с катушек от съеденного в отличие от нее. Она плакала и орала все представление, моля меня лупить ее сильнее, пока ее бледная задница совсем не покраснела. Я следил за собой, но при этом был достаточно возбужден, особенно от того, что зрители были восхищены нашей психоделической садомазохистской драмой. После выступления я, не зная, смотрел ли его Трент Резнор, разыскал его за сценой. "Помнишь меня? - спросил я, таращась на него своими гиперрасширенными зрачками. - Я брал у тебя интервью для 25-й Параллели." Он вежливо соврал, что помнит, я сунул ему нашу демо-ленту и поспешил исчезнуть, пока не наплел чего-нибудь более глупого. Находясь под пьяным восхищением Нэнси, я стал ее разыскивать вскоре нашел в одной из гримерок, трахнул прямо там и снова увидел дьявола в ее глазах. Когда мы оделись и вышли наружу, то сразу натолкнулись на Карла и Терезу. Это был странный момент узнавания друг друга к торый, кажется, застыл во времени. Мы смотрели друг на друга, чувствовали себя виноватыми, но никто не сказал ни слова. Что-то в Терезе напрягало меня всегда. С самого начала наших взаимоотоношений в них присутствовал некий элемент тайны, который она хранила словно скелет в темном шкафу своего разума. Однажды, когда я навестил ее дома на Материнский День, она созналась мне, что еще в школе забеременела, выносила ребенка и отдала его на усыновление. После этого я стал смотреть на нее по-другому, замечая все, начиная с мелочей в ее фигуре и заканчивая материнскими нотками в ее голосе. Я стал чувствовать, что трахаю собственную мать, когда сплю с ней. Может быть, нам действительно стоило расстаться, но в душе я боялся потерять ее как надежную опору. С тех пор мне всегда кажется, что любая девица, с которой нас что-то связывает, имеет ребенка или старается забеременеть от меня. И, черт возьми, я прав! Я также стал замечать, что на Терезе и Нэнси хорошо изучать закон сохранения энергии, ибо как только одна худела, другая сразу же поправлялась, и наоборот. И еще, несмотря на все восхищение Нэнси, я чувствовал, что она всегда находит прореху в моей броне и заползает в нее словно ржавчина, которой она, собственно, и была. С наступлением утра наркотик отпустил меня, вместе с ним ушло и очарование моей новой подругой. Она позвонила мне через несколько минут после пробуждения, сопровождаемого припевом худшей песни, которую я когда-либо придумывал: "Она не моя подружка. И я не знаю, кем считает меня она", крутившимся у меня в голове, и сказала, что хочет выпереть Карла из своего дома и впустить туда меня. "Это не выход! - взорвался я. - Все это полное дерьмо! Во-первых, это не на руку всей команде. Я хочу, чтобы ты оставила нас." "Но это и моя команда!" -отрезала она. "Нет, дорогуша, это тупо моя команда, она никогда не была твоей! Ты больше не участница группы, поняла! Ты прекрасно выступала, но пришло время расстаться!" "Но как же мы? Я имею ввиду, что мы до сих пор…" "Нет, все это тоже кончено. Все, что между нами было - одна сплошная ошибка, и я хочу все это прекратить. Тереза была и остается моей подружкой. Может, это звучит по-скотски, но я хочу поставить на всем этом точку!"
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.