Долгий сон - [21]

Соседи отвели его в дом, уложили в постель, а он только стонал и закатывал глаза, не в силах выдавить ни слова сквозь плотный кляп удушливой, расходящейся по всему телу боли. Лишь часа через два ему удалось сказать, что он не бредит, а упал на плиту и обжегся. Срочно вызвали мать, и едва она прибежала домой, как тут же явился домашний врач. Ожог оказался серьезный, врач про себя решил, что случай безнадежен. Через два дня он сообщил Тайри с Эммой, что, если б ожог был хоть чуточку глубже, спасти мальчика было бы невозможно.

Рыбий Пуп считал, что уж теперь-то он может на законном основании цепляться за материнскую юбку, а мать, терзаясь сознанием своей вины, не препятствовала этому. Отрада, которую он ненасытно черпал в ее присутствии, таила в себе нечто чувственное, служа зачатком того, что ему суждено будет потом требовать в жизни от женщин. Став мужчиной, он будет в часы невзгод тянуться к ним, но его потребность в них будет ограниченной, узкой, направленной на то, чтобы добыть себе утешение, разрядку, а после своим особым нетореным путем он будет уходить навстречу тому, что предначертано судьбой, одинокий, но неизменно приветливый, холодный, но щедрый на улыбку, упрямо чуждающийся прочных отношений.

X

Перемена. На школьном дворе — гомон, визг. Черные школьники оравой высыпали на пыльную площадку. Зик сорвал с какого-то малыша черно-желтую в шашечку кепку и дразнил его — бегал, размахивая кепкой высоко в воздухе, чтобы все видели, какой у нее дурацкий рисунок. Шестилетний владелец кепки ревел, и кое-кто из ребят уж стал поглядывать на Зика косо.

— Слышь, Зик, отдай назад! — крикнул Рыбий Пуп.

— Кончай, связался с маленьким! — усовестил приятеля Сэм.

— Возьми, попробуй! — отозвался Зик и понесся по двору, уворачиваясь от рук, пытающихся выхватить кепку.

Рыбий Пуп вместе с другими бросился догонять. На бегу он заметил, что на дальнем краю двора, тщедушный и, как всегда, угрюмый, стоит отец Сэма, мистер Дэвис — Дэвисы жили в двух шагах от их дома. Он увидел, как мистер Дэвис позвал Сэма и торопливо повел его куда-то. Рыбий Пуп посмотрел им вслед. Странно. Не иначе как заболел кто-нибудь. Он опять устремился следом за теми, кто настигал Зика, но приостановился, потому что Зика окликнул и подозвал к себе его отец, мистер Джордан. Зик подбежал к нему, и Рыбий Пуп видел, как мистер Джордан сгреб сына и втолкнул в машину, которая с открытой дверцей дожидалась рядом. «Что ж это делается?» — спросил он себя вслух, глядя, как набирает скорость машина мистера Джордана. Кто-то крикнул:

— Все, увел Зик кепку!

— На! Держи!

Зик швырнул кепку из окна заворачивающей за угол машины.

— Спорим, старик его взгреть надумал за что-нибудь, — заметил кто-то из мальчишек.

Рыбий Пуп бережно подобрал кепку с пыльной земли и кинул владельцу. Только что у него на глазах двух его друзей забрали со школьного двора родители. «Что такое стряслось?» — снова спросил он себя. Разгоряченные ребята, галдя, тронулись со двора к дверям школы. Вдруг Рыбий Пуп остолбенел — к нему со всех ног бежал отец. Позади, у тротуара, стояла их машина: дверца настежь, мотор не выключен…

— Папа, привет! Что случилось?

Не говоря ни слова, отец схватил его за руку и дернул за собой.

— Пошли!

— Да что случилось-то, пап?

— Идем, не разговаривай!

Отец подтолкнул его вперед, но Рыбий Пуп вывернулся.

— В чем дело, скажи?

— ВЛЕЗАЙ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ — НУ! — истерически крикнул отец, грубо вталкивая его в машину.

В полной растерянности Рыбий Пуп повиновался, успев заметить, как на них изумленно таращат глаза ребята. Отец, потный, с налитыми кровью глазами, единым духом очутился за баранкой, выжал ногой сцепление, включил первую передачу, и машина рванула вперед так резко, что Пупа отшвырнуло к спинке сиденья, у него даже дыхание занялось. Точно змея, когда она уходит от смертельной опасности, правая рука отца метнулась к сиденью и переложила на колени пистолет; он включил вторую передачу, и машина пролетела перекресток на красный свет. Рыбий Пуп ощущал на сухом языке медный привкус опасности и, не зная, в чем таится угроза, ждал ее отовсюду. У него навернулись слезы, но он прогнал их и сам удивился, что, оказывается, умеет управлять своими чувствами.

— Папа, что все же…

— Когда тебе что-то велят, делай! — проскрежетал отец. — А не стой как истукан: «что» да «почему»! Запомнил?

— Д-да, пап. А все же, это… что случилось?

Молчание; только машина катит вперед.

— Случилась беда, — скупо бросил отец. — После узнаешь.

В летнем воздухе сухо защелкали далекие пистолетные выстрелы.

— Ляжь на пол, сын! — приказал отец.

— Да, пап…

Отцовская правая рука ухватила его за шиворот и головой вперед стянула на днище. Он затаился там, слушая, как стреляют. Приподнял голову.

— Скажи, папа… Что это? — всхлипнул он.

— Расовые беспорядки, сынок, надо скорее доставить тебя домой.

— Расовые?

— Ага. Побоище, сын. Это белые…

На бешеной скорости машина скребнула колесами по асфальту, и у него по коже побежали мурашки. Белые… Это слово отдавалось в сознании ударами погребального колокола. Он давно слыхал о расправах, которые чинят над черными людьми белые люди, и вот сегодня впервые в жизни спасался бегством от подобной расправы.