Долгий путь на Бимини - [2]

– Опять? – с нежной насмешкой спросила девушка.

– Представляешь, все монеты бракованные! – Клаус возмущенно махнул рукой на кучку мелочи, лежащую на столе.

– Яблоко не всегда падает на землю, – улыбнулась Элли. – Оно может застрять в ветках или упасть на крышу дома.

Клаус склонил голову набок, насвистел пару тактов из «Болеро» и расплылся в улыбке.

– И правда! Я бы без тебя пропал, – он умиленно взглянул на дочь и уставился в стену, вытянув губы трубочкой.

– Ты же все равно веришь всему, что говорят монеты, – пожала плечами Элли.

– Не просто монеты, а калиброванные! – возмутился Клаус. – Я не собираюсь доверять первому попавшемуся медяку. Монета может рассказать обо всем, – Клаус наставительно поднял палец. – Главное – уметь ее выбрать… и задавать правильные вопросы, конечно, – он сжал монету в кулаке и снова задумался.

– Спроси, всегда ли яблоки падают вниз, – посоветовала Элли.

– Отлично, отлично! – пробормотал Клаус. – Именно это я и собирался сделать.

Монета глухо звякнула об стол. Орел.

– Вот видишь, – ободрила его Элли, – все в порядке.

– Погоди… нужно еще провести контрольное испытание. Всегда ли ты говоришь правду? – строго обратился Клаус к монете.

Орел.

– Вот теперь можно браться за дело, – Клаус потер лоб и выжидающе взглянул на Элли. Девушка перестала улыбаться и слегка прикусила губу; ее лицо снова стало упрямым.

– Говори быстрее! – подогнал Клаус, слегка раздражаясь. – Видишь же, я занят!

– Мы с Гербертом собираемся сходить в кино, – Элли смотрела на отца с вызовом.

– Мы с Гербертом! – желчно повторил Клаус.

– Я просто зашла предупредить, – с хмурой решительностью объяснила Элли.

– У тебя куча дел, а ты идешь в кино с каким-то…

– Ты же знаешь, что дел у меня сегодня никаких. Аптека закрыта. Если кому-то срочно понадобится лекарство – ты и сам справишься…

Начинающий багроветь Клаус набрал в легкие воздуха.

– Твоя мама тоже… – зарокотал он, но Элли предупреждающе вскинула руку.

– Я – не моя мама. И я все равно пойду. Что бы ты ни говорил.

Вскинув голову и выпячивая челюсть, она вышла из кабинета.

Клаус покачал головой. С утра его мучило беспокойство, зудящее под ложечкой предчувствие необычных и важных событий. Вряд ли добрых: неожиданности редко бывают приятными. И вот пожалуйста: дочь отправляется в кино с молодым человеком. Ничего особенного, в конце концов, ей уже девятнадцать… ох, нет! двадцать лет. Но лучше бы она сидела дома: мало ли что может случиться на улице, особенно с такой девушкой, как Элли.

Это все индейская кровь, в который раз подумал Клаус. Будапештская родня еще год после свадьбы заваливала его возмущенными письмами, грозя всякими ужасами. Что же, в каком-то смысле они оказались правы. Его жена пропала без вести через три года после переезда в Клоксвилль и рождения Элли: просто вышла однажды из дома прогуляться – и не вернулась. А дочка… Нет, с дочкой все в порядке: симпатичная, умная девочка с приветливым характером, разве что слишком упрямая. Да, с его принцессой все в порядке. Но Клаусу все время казалось, что Элли уходит от него. Уходит все дальше, сама не зная куда, и однажды просто бесследно растает в воздухе, как когда-то – ее мать. Аптекарь никогда не понимал, что творится в голове его дочери. Одно Клаус знал точно: исчезновения Элли он не переживет и сделает все, чтобы она осталась рядом. Да, пойдет на все, – Клаус стукнул кулаком по столу так, что задребезжала горсть мелочи, и покосился на краешек обгорелой рукописи, торчащей из-под конторской книги.

Неожиданно лицо Клауса исказила болезненная гримаса, и аптекарь схватился за сердце. А вдруг Герберт сделает Элли предложение, и она согласится? Ведь все к тому идет… Тогда Клаус вообще не сможет присматривать за дочкой, и кончится тем, что Элли исчезнет до того, как он успеет расшифровать записи.

Аптекарь украдкой взглянул на игуану и высунулся на лестницу.

– Элли! – крикнул он.

– Ммм? – Элли выглянула из своей комнаты, зажимая в губах ярко-зеленую резинку и собирая короткие волосы в пучок.

– Пообещай, что вернешься не позже девяти. И пусть Герберт проводит тебя до самой двери.

Элли рассмеялась и принялась обвязывать хвост.

– Ну папа, он и так всегда…

– Элли Бриджит Нуссер! – возмущенно отчеканил Клаус.

– Ну хорошо, хорошо, обещаю…

Слегка успокоенный, Клаус вернулся к монетам. Первым делом нужно было понять, не относится ли его предчувствие к Элли. По ответам монеты выходило – сегодня с ней не случится ничего плохого. Тревога за дочь на время утихла, но чувство надвигающейся беды не оставляло аптекаря. Что-то близилось, огромное и пугающее, и Клаус не мог этого остановить, но мог попытаться узнать и подготовиться. Он тряс усами, сердито забирал в кулак нос, дудел обрывки из оперных арий и спрашивал, спрашивал, спрашивал. Калиброванная монета глухо звенела по столешнице. Игуана сползла с коряги и укрылась за влажным кустиком бегонии. Солнце опустилось за кленовые кроны, и свет в окне из золотого стал зеленым.

В конце концов Клаус так умаялся, что уже не мог отличить орла от решки. С помощью длинной цепочки вопросов он выяснил, что события начнутся ранним вечером на вокзале. Кто-то прибудет в город? Да, сказала монета, и Клаус сердито хмыкнул. Поездом? Снова выпал орел. Клаус покачал головой. Клоксвилль не был важной станцией: пассажирские поезда останавливались в нем лишь дважды в день, утром и поздним вечером; но монета явно не имела в виду ни один из них. Аптекарь разочарованно бросил монету в общую кучу: опять сбилась настройка, и, похоже, давно. Только зря терял время.