Долгий путь к себе - [8]

— Куда на ночь глядя ехать! — возразила пани Мыльская. — Оставайтесь у меня, а чтоб вас не искали, отправим в имение самого проворного слугу.

— С огромной радостью принимаю ваше приглашение, спасительница моя! — воскликнула пани Ирена. — Меня до сих пор бьет дрожь. Я так любила охоту, но только теперь поняла, что это такое — быть дичью.

— Красной дичью! — рассмеялась беззаботно пани Мыльская. — Пойдемте отобедаем да и причастимся из посудины нашего знакомца. Чем-то он взбадривает себя?

В доме пани Мыльской жизнь шла самая простая. — Ухищрений не терплю, — говорила хозяйка, усаживая гостью за крепкий дубовый стол, застеленный тремя скатертями для трех обеденных перемен, — зато крестьянам или слугам мне глядеть в глаза не стыдно. Все сыты, одеты и от работы с ног не валятся.

— Вы что же, поклонница пана Гостомского?

— Я была поклонницей пана Мыльского. А кто таков?

— Пан Гостомский — автор книги «Хозяйство». Он считал, что у каждого крестьянина должна быть лошадь, два вола, сани, плуг, никаких чтоб безлошадников, чтоб все работали, чтобы от всех была польза и прибыль. И представьте себе, он имел средства купить сыновьям доходные имения, за дочерьми дал очень большое приданое и оставил после себя еще сорок тысяч злотых!

Пани Ирена раскраснелась, синие глаза ее блистали.

— Экий странный век! — удивилась пани Мыльская, простодушно разглядывая новую знакомую. — Женщины пекутся об имениях, доходах, считают деньги… Какие же секреты были у вашего пана… как его?

— Пан Гостомский ввел разумную барщину. Крестьяне работали на него двести восемь дней. Они вполне обеспечивали себя и своего пана не только съестными припасами, но и производили бочки, смолу, кирпич, гвозди, масло. С другой стороны, всю торговлю в имениях пан Гостомский забрал в свои руки. Он продавал крестьянам железо, соль, рыбу, кожи. Крестьяне, которые что-то осмеливались купить на стороне, подвергались штрафу в шестнадцать гривен.

— В наши дни такого пана горожане не потерпят, поколотят, а имение его разграбят! — решительно объявила пани Мыльская.

— Да, это — сепаратизм.

Пани Мыльская покосилась на гостью, мудреных слов она тоже не переносила, но смолчала-таки на этот раз. Уж очень ее удивляло: девица, а рассуждает о делах хозяйства заправски, толковей иного управляющего.

— А где же твое имение, я что-то не поняла? — спросила пани Мыльская, собственноручно подкладывая пани Ирене на тарелку самый нежный и сочный кусочек.

— Село Кохановка.

— Как так?! — воскликнула пани Мыльская. — Село Кахановка и все земли вокруг принадлежат князю Иеремии Вишневецкому.

— Это верно! — глаза пани Ирены потемнели, а по щекам пошли красные пятна. — Князь Иеремия взял у мамы Деньги и отдал в посессию села и землю.

— Под залог, значит, — перевела для себя пани Мыльская.

— Да, моя мать дает деньги в рост, — просто сказала пани Ирена, сообразив, что говорить правду — самый верный тон в общении с пани Мыльской. — Отец оставил нам всего десять тысяч злотых, но в имении было несколько рыбных прудов. Мама приказала их спустить все разом и выручила еще тысяч пять — семь. Эти деньги стала давать взаймы под посессию.

— А ведь кто безденежный у нас? Князья да гетманы. Дивное дело! — пани Мыльская звонко шлепнула себя по ляжкам. — Чем больше туз, тем больше ему нужно. Екатерина Радзивиллова, из Тышкевичей, все свое серебро закладывала. А у пана Корецкого в посессии, говорят, больше двадцати сел.

— Пан Корецкий в нынешнем году передал матушке моей два больших села.

— Корецкий — мот, но князь Иеремия — серьезный человек. Пол-Украины под ним, а деньги занимает!

— Князь Иеремия содержит армию.

— А на что ему армия? Слава Богу, о войне не слышно.

— Война — мужское дело, но после пережитого я, пожалуй, тоже армию соберу… — У пани Ирены слезы так и закапали в тарелочку с соусом.

— Ну, будет тебе! — пристыдила пани Мыльская. — Истая полька, а глаза на мокром месте. С меня бери пример. Подкорми хорошенько дворню, дай оружие, а на баловство — сквозь пальцы смотри.

— Какое баловство?

— Ну, если на дорогах будут пошаливать или хутор какого-нибудь богатого казака пощиплют. — Пани Мыльская налила епископского вина и весело подняла кубок. — Бедным вдовам ждать защиты неоткуда, вот мы сами себя и обороняем. Пей трофей!

Пани Мыльская закатилась молодецким смехом, еще вина налила.

— И крепко, и вкусно. Держись, ваше преосвященство, сама в другой раз наеду. А много ли князь Иеремия денег взял?

Пани Ирена посмотрела на пани Мыльскую с укором, но ответила:

— У Вишневецкого был огромный долг. Он у Мартына Ходоровского двадцать тысяч занимал и только два года назад избавился от кабалы. Закладывал Гнидаву, Великий Раковец, Кохановку… У матушки он взял девять тысяч.

— Неужто казаки бучу затевают? Вишневецкий сквозь землю на косую сажень видит. Не для потехи же ему войско?

Дверь приотворилась, и щекастое лицо сообщило:

— Еще гости приехали. Чего сказать им?

— Кто?

— Пани Выговская с родственницей.

Пани Мыльская поднялась из-за стола, голос у нее стал трубный.

— Иду! Иду! Желанному гостю сердце радуется, — и шепнула: — Украинцы.

«А ведь она совсем не дура!» — подумала пани Ирена.