Долгий летний праздник - [19]

— Как я понимаю, — перехожу я к делу, — вы хотите дать мне совет — отказать Кордельерам в поддержке петиции?

— Вы проницательны, мой друг, — эти слова звучат, как издевательство.

Но сахарное лицо Барнава серьёзно.

— Хорошо, я буду иметь ваш совет в виду, — отвечаю я холодно.

На этом наша беседа завершена.

Как меня измучил этот вопрос с петицией. Одни кричат поддержи, другие не поддерживай. Точно два громких голоса орут в уши! И у всех свои аргументы.

Даже Мадлен интересует эта петиция… Мадлен… Она просила не поддерживать петицию… Барнав тоже пытался меня уговорить… Создаётся впечатление, что эти двое сговорились. Может, Мадлен пытается уговорить меня, чтобы потом Барнаву было легче добиться своих политических целей… А эта булавка…

Хватит! Нельзя так плохо думать о Мадлен! Естественно, её волнует этот документ. Падение монархии для неё не выгодно… и для Барнава тоже… Всё Хватит! Хватит!

Моё имя Клод Роне, мне 30 лет. Я знатный и состоятельный буржуа. У меня есть всё, что душе угодно. Я могу купить всё, что только пожелаю. Я завёл знакомства в высших политических кругах. Александр Ламет — председатель Собрания — мой приятель.

Однако последние события заставили меня поволноваться.

А моя горничная Жюли… Интересно, как она? Может заявить о её исчезновении в полицию? Нет, не стоит.

Мои мысли прерывает визит некой Светланы Лемус.

Сейчас я не расположен вести беседу. Но раз речь идет об исчезновении Стефани… Мадемуазель вежливо интересуется, как мои дела. Я не смог скрыть мрачного вида…

— Исчезла моя горничная Жюли Дюбуа, — говорю я. — Ума не приложу, что могло статься с этой девицей.

Понимаю, это заявление не к месту. Но я не могу сдержать раздражения.

— Когда это произошло? — интересуется Лемус.

— Сегодня… мне кажется, что в этом виноват тот парень, который писал ей письма, — поясняю я ей. — Мне сразу показались подозрительными её частые исчезновения из дому в последнее время.

Хм… любопытно, заинтересовало ли её исчезновение моей горничной или нет. Похоже, заинтересовало.

— Мне надо поговорить с вами о мадемуазель Брион, — говорит девушка. — Вы хотели на ней жениться?

Девочка, зачем задавать вопросы, ответ на которые очевиден?

— Да, — киваю я, — я собирался заключить денежный союз с ее отцом, который решил скрепить браком. Не буду лукавить, я не любил эту девушку. Будь она хоть уродина, я бы все равно женился на ней.

— А если она была против этого брака? — спрашивает Светлана сурово.

Ох уж эти девушки. Для них брак по принуждению кажется страшнее смерти! Но если жених богат, умён, не уродлив — почему бы и нет!

— Я её не принуждал, — спокойно возражаю я. — Во время нашей беседы мадемуазель Брион сказала, что не хочет выходить за меня замуж и отец не будет ее заставлять. Я с ней не спорил и сказал, что настаивать не буду. Мне бы не хотелось тащить девушку под венец силой. Богатых невест и так предостаточно.

— Выходит, вы оба решили, что свадьбы не будет? — удивленно спрашивает Лемус.

— Да, именно так, — пожимаю я плечами. — Удивляюсь, зачем она решила с кем–то бежать. Может, отец не захотел, чтобы она вышла замуж за любимого человека.

Светлана кивает.

— А вы были знакомы с покойным Жаком Брионом? — спрашивает она.

М-да, только этого мне и не хватало.

— Я знал его лично, а вот близких отношений у нас с ним не было, — твёрдо говорю я.

На этом наш разговор завершён.

Сразу же после ухода Лемус мне сообщают о визите Беатрис Ванель и её полоумного рисовальщика. Придётся их принять. Иначе они не уйдут.

А вот и они.

— Чем обязан? — задаю я глупый вопрос.

Естественно, мне предложат картину.

— Мой друг сотворил чудный шедевр! — восклицает она.

— Браво! — без эмоций говорю я. — Простите, но я‑то тут при чём?

Делаю вид, что не понимаю, может, отстанут.

Ванель щёлкает пальцами. Лакеи вносят огромное полотно, закрытое покрывалом. Лесот с видом античного героя сбрасывает это покрывало. Я не успеваю зажмуриться.

О Господи!

— Что это?! — вырывается у меня.

— Нимфы, — как ни в чём не бывало отвечает Лесот.

По–моему, это какие–то Медузы Горгоны или Фурии. У этой голова больше всего туловища. А этой явно нужен доктор, у неё же перелом конечностей. А вот эта изогнулась, точно циркачка на ярмарке.

Всё в каких–то цветочках и бабочках ядовитых расцветок.

А цвета? Тут явно поработал дальтоник.

— Мило, — произношу я. — А теперь простите, у меня дела…

— Я делаю вам честь! — восклицает Лесот. — Хочу продать вам мой шедевр!

Продать? Это уродство? Ладно, подарить, но продать!

— Я не достоин! — коротко отказываюсь я.

— Мы можем поговорить наедине? — спрашивает Ванель.

— Ладно, — киваю я. — Пройдём в мой кабинет.

Интересно, как она собирается уговорить меня купить этот кошмар. И вообще, неужели у неё своих глаз нет? Это же страшнее казней египетских!

Я, Беатрис Ванель, и мой друг Августин прибыли к мсье Роне, дабы продать шедевр. Похоже, мсье отказывается. Ничего, я смогу его убедить.

— Помните, вы мне предлагали одну сделку, — начинаю я.

Он кивает.

— Я согласилась её принять, — говорю я. — Эта сделка очень важна для вас, не так ли?

Он колеблется.

— Сколько вы с меня хотите содрать? — спрашивает Роне.

— Нисколько, — заверяю я его. — Только одно условие — картина должна висеть у вас в гостиной.