Долгие каникулы в Одессе - [51]

— Всё мужчины, я ухожу и вашим переговорам мешать не буду. Мендель Иосифович, если хотите, то можете курить. Пепельница стоит на подоконнике, только форточку откройте. Мише табачный дым вреден, у мальчика растущий организм!

— Но позвольте! Разве Вы не будете присутствовать при разговоре? — Фляйшман немного обескуражен.

— Для чего? Или вы хотите мне тоже сделать ангажемент? Ну, если не хотите, то к чему я здесь? Миша сам справится, он у меня рассудительный мужчина!

Мама ушла по своим делам, и мы остались вдвоём. Сижу и со скрытой улыбкой рассматриваю своего визави на которого у меня с недавних пор появились определённые планы. Довольно молодой мужчина чуть старше тридцати лет с музыкальным образованием и морем обаяния, что делает его душой любой компании и вызывает симпатию при первом же с ним общении. Мендель напоминает мне артиста Михаила Водяного, но не того потрёпанного жизнью и слегка растерянного афериста Попандопуло из кинофильма «Свадьба в малиновке», а его более «раннюю версию». Молодого прохиндея Яшку-«Буксира» из телеспектакля «Белая акация», даже усики такие же, в узкую полоску.

Разве что одет мой гость по моде этих лет. Не знаю, как сейчас называется этот стиль, но в этих своих чёрно белых кожаных туфлях, приталенном светло-сером костюме в широкую полоску и с жилеткой того же цвета, но в более мелкую полоску и массивной, выставленной напоказ серебряной цепью от карманных часов, Мендель напоминает мне американского гангстера из старых фильмов. Разница лишь в том, что вместо широкого «гангстерского» галстука у этого молодого франта повязан галстук-бабочка.

Тёмную рубашку с длинным рукавом, положенную по статусу любому уважающему себя бандиту, сменила светло голубая сорочка, да на вешалке висит модная французская соломенная шляпа-канотье, а не фетровая «федора» — если верить кинематографу, любимица гангстеров и полицейских Нью-Йорка. И завершает образ неизменный атрибут артистов и пижонов этого времени — лёгкая щегольская тросточка, что сейчас стоит в подставке для зонтов и тростей в прихожей.

— Вас, Мендель Иосифович, вероятно смущает, что моя мама оставила нас наедине полностью доверив вести переговоры мне? В этом нет ничего удивительного. Вы, наверное, уже знаете, что я сдал экзамен экстерном и «с отличием» за полное среднее образование. И теперь как студент музыкального института по закону могу принимать участие в театральных постановках и концертных программах. На мой возраст можете не обращать внимания. За тем, чтоб мне получить от мамы разрешение на выступление в труппе дело не станет, иначе бы и этих переговоров не было. Но я хочу поступить именно в серьёзную музыкальную труппу, а не в балаган с сельской самодеятельностью.

— А у Вас, сударь, на сегодняшний день и балагана нет. А то, что у Вас есть — это пошлая кустарщина, почти не приносящая дохода. И вот не надо этого скепсиса на вашем лице. Вы умный человек и понимаете, что я сейчас сказал о том, о чём вы уже не раз сами подумали. Но вы не видите решения этой проблемы, а я вижу. Таки вы будете слушать меня внимательно, и мы начнём разговаривать как деловые люди, или я с Вами расстаюсь навсегда и начинаю подыскивать другого продюсера для своего шоу?

Я немного пережимаю с давлением на потенциального партнёра и шансы на то, что он сейчас встанет и уйдёт довольно велики. Но если Мендель останется, то это покажет, что он договороспособный и в дальнейшем у нас разногласий и конфликтов быть не должно. А это многое значит в творческом коллективе, где от настроения и отношений внутри труппы зачастую зависит успех всего выступления. Мендель остаётся. Не скажу, что он принял «на ура» все мои предложения, но по основным пунктам мы договорились.

А по тем позициям, где с видимой неохотой пришлось «включать заднюю передачу», так это я заранее заложил такие требования чтоб можно было что-то уступить без вреда для проекта. Я же понимаю, что взрослый человек просто не в состоянии принять всего того, что ему диктует какой-то юнец. Пусть это и разумные требования. Но уж лучше сразу заложить «слабые позиции», которые потом, в процессе переговоров не жалко «слить». Всё, как и в моей «прошлой жизни», ничего нового.

Единственно за что пришлось «упереться и повоевать» всерьёз так это за «крышу». Ну не хочет этот молодой и амбициозный человек идти под чьё-либо покровительство. Пусть и предлагаю ему не бандитов, а вполне себе респектабельную Черноморскую контору «Совторгфлота». Кстати, даже не подозревающую о том, какие доводы приводятся и какие копья ломаются за то, чтоб внезапно и бесповоротно её осчастливить. Видимо недоверие к чиновникам любого ранга у артиста было впитано ещё с молоком матери.

— Миша! Ты просто не понимаешь какие гешефтмахеры там сидят! Я по сравнению с ними — пылинка! Дунут и нет меня. Или под растрату подведут или вообще под хищение. А я не хочу менять северный берег Чёрного моря на южное побережье моря Лаптевых. Таки там водятся медведи за которых я опасаюсь и вообще в тех краях климат неподходящий для моего здоровья!

— Мендель Иосифович! Да кто Вам таких страхов наговорил? Мы же с вами не афёру крутим. Мы законопослушные граждане и у нас будет просто свой ансамбль под крышей этой конторы. Официально мы — клубная самодеятельность, а по факту — небольшой ансамбль во главе с вами. Да поймите Вы, крыша нам нужна в любом случае! И в прямом смысле, и в переносном. Нам нужна база для репетиций. А у этой солидной конторы есть даже свой клуб, в котором от раза к разу собираются какие-то сомнительные личности, что-то там себе бездарно пиликают, и только зря тратят и расстраивают уже почти что наши инструменты! И тут приходим Мы! — Профи!