Долгая смерть Лусианы Б. - [40]

Однако в ближайшие дни ничего подобного не произошло, а обманчивый порыв, подтолкнувший меня к покупке тетради, постепенно пропал. Воспоминание о пожаре на расстоянии тоже потускнело и не тревожило, как раньше, наоборот — то, что я мог так разволноваться из-за сгоревшей кровати и вешалки, теперь выглядело смешным. С помощью компьютера, стоявшего в холле отеля, я просмотрел все газеты Буэнос-Айреса, но предполагаемый поджог, видимо, предали забвению. Правда, я обхаживал свою студентку, насколько это было возможно, но спустя неделю чуть не махнул на нее рукой. Я вдруг осознал, что мне почти столько же, сколько было Клостеру десять лет назад, и у нас примерно такая же разница в возрасте, какая была у него с Лусианой. А вдруг моя студентка, как некогда Лусиана, с возмущением говорит своим подругам, что я ей в отцы гожусь и ее раздражают мои ухаживания? Тем не менее я решил не отказываться от счастливой мысли назначить консультацию в выделенном мне маленьком кабинете. Пришла только она одна, что было весьма смело с ее стороны, и если утром судьба от меня отворачивалась, то к вечеру я был той же самой судьбой обласкан. По ее словам, все решил фактор времени: она вдруг поняла, что осталась всего неделя, и я в который раз подумал, что лучший помощник путешественника — обратный билет. От второй недели в Салинасе в памяти остались лишь ее обнаженное тело, лицо и завораживающие глаза. И хотя мы с Лусианой и так находились в разных концах страны, в эти дни я перенесся на совсем уж непреодолимое расстояние, которое отделяет ослепших от счастья эгоистов от неудачников. Всего раз я вспомнил о ней. Однажды вечером X. (про себя я до сих пор называю ее так), выйдя из душа и стоя перед зеркалом, склонила набок голову и подняла волосы, чтобы расчесать их. Стоило мне увидеть ее длинную обнаженную шею, как передо мной мелькнула шея Лусианы, словно время непонятно почему явило свое милосердие и вернуло нетронутый и сверкающий кусочек прошлого. У меня и раньше, во время прогулок по Буэнос-Айресу или в поездках, случались подобные невероятные встречи, когда из прошлого, проверяя мою память, неожиданно являлись лица — такими, какими они были раньше и какими уже не могли быть. Я считал, что это результат течения времени, что с годами все представители рода человеческого становятся знакомы друг другу. Но на этот раз ощущение было гораздо более живым, будто изящная шея Лусианы, которую я любовно изучал день за днем, со всеми ее косточками, венами и пульсирующими жилками вдруг снова возникла передо мной. Я несмело протянул руку и коснулся затылка. X. повернула ко мне лицо в ожидании поцелуя, и наваждение рассеялось.

Два дня спустя все закончилось. Я поставил последние оценки, собрал сумку, спрятал в нее так и оставшуюся чистой тетрадь, и X. отвезла меня в аэропорт. Мы обменялись обычными обещаниями, хотя оба знали, что не выполним их. Рейс до Буэнос-Айреса без всяких объяснений задержали почти на три часа, и взлетели мы уже ночью. Почти всю дорогу я проспал, уткнувшись лицом в иллюминатор, но, когда самолет пошел на посадку, меня разбудили негромкие возбужденные голоса. Пассажиры указывали вниз на город и придвигались ближе к окошкам. Я приподнял шторку и увидел среди городских огней и потоков машин две горящие точки, похожие на зажженные сигареты или красные мерцающие угольки, от которых вверх поднимался белый дым. Они наверняка были разделены десятками кварталов, но с высоты казалось, будто они почти рядом. Подобная картина не могла быть ничем иным, кроме как одновременно вспыхнувшими пожарами, хотя в это трудно было поверить. Роман, так и не начатый мной во время поездки, похоже, начался сам, без моего участия, далеко внизу.

Глава 11

Войдя в квартиру, я первым делом поднял валявшиеся на полу счета и квитанции. Никаких сообщений на автоответчике не было. Неужели Лусиана наконец оставила меня в покое? Или это молчание имеет более глубокий смысл — она перестала мне доверять, считает, я ее предал? Не сумев убедить и перетянуть на свою сторону, она меня просто-напросто отвергла. Я представил ее сидящей взаперти, под защитой привычных и надежных страхов, один на один со своей одержимостью. Включив телевизор, я перебрал все новостные каналы, но сообщений о пожарах пока не было. В два часа ночи сон все-таки сморил меня, я выключил свет и проспал почти до полудня.

Поднявшись, я тут же спустился в бар и схватился за газеты. Сообщения были такие же скупые, как и пятнадцать дней назад, будто эти происшествия занимали только меня. Оказывается, пожаров было три: два случились почти одновременно и близко друг от друга, в районе Флорес, их-то мы и видели с самолета, а еще один немного позже, в районе Монсеррат. Все три мебельных магазина были подожжены простым, но эффективным способом: немного бензина под дверь плюс горящая спичка. Правда, на этот раз был подозреваемый: несколько свидетелей заметили китайца, удиравшего на велосипеде с бензиновой канистрой в руке. В другой газете тоже упоминался человек с восточными чертами лица. Еще в одной говорилось о возможной связи с пожарами двухнедельной давности и даже выдвигалась гипотеза о том, что подозреваемый был нанят китайской мафией для поджога незастрахованных мебельных магазинов. Таким образом предполагалось разорить хозяев и вынудить их задешево продать недвижимость для расширения сети азиатских супермаркетов. Я отложил газеты со смешанным чувством удивления и недоверия. Аргентинская реальность опять сбила меня с толку. Мне представлялись художники-поджигатели, а тут какой-то китаец на велосипеде! Нет, такой реальности поддаваться нельзя, нужно быть выше ее, к чему призывают нас наши учителя, однако эти заметки почему-то произвели на меня гнетущее впечатление, а задуманный роман показался дурацким и ненужным, и я подумал, не оставить ли вообще эту затею.