Долгая прогулка - [15]

К тому времени я уже понюхал пороху. Автоматы, вездеходы, любовь, Братство, подрывы, СВУ, дух товарищества, роботы, бородатые офицеры спецназа и минометный обстрел — все это было в моей жизни. Теперь я знал, что в этом терзаемом взрывами краю пыльных бурь вполне можно жить, делая то, что тебе нравится.

Я должен был вернуться в Ирак. Мне необходимо было туда вернуться. Но как?

Я покорно отбывал наказание до тех пор, пока однажды, через четыре месяца, когда моя командировка в Катар подходила к концу, на столе у меня не зазвонил телефон. Звонил мой коллега — командир самого крупного на тот день саперного подразделения ВВС США. Подразделение располагалось на авиабазе «Неллис» под Лас-Вегасом.

— По возвращении в Штаты вы переезжаете сюда и заступаете на мое место, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

— Разве вы не слышали, сэр? Меня уволили. Я конченый человек, — ответил я.

— Да, мы в курсе того, что произошло. Подготовьте жену к тому, что по возвращении домой вы при первой возможности переедете из Кэннона в «Неллис». Через год мы снова отправим вас в Ирак, — с этими словами он положил трубку.

Все произошло точно так, как он сказал, и вот я снова здесь. В Киркуке. По колено в крови, среди обгоревших машин, орущих иракских полицейских и беспорядочной стрельбы. Я самый удачливый сукин сын — кому еще так везло?

Я взглянул на часы и посмотрел дату. Прошел месяц с того дня, как меня, словно бычка, доставили обратно в бокс.

Ровно месяц. Я продержался целый месяц на командной должности, и меня не уволили. И не уволят.

— Представляешь? — обратился я к Юбэнку, который разгребал возле белого столбика бензоколонки облитые бензином неподдающиеся идентификации человеческие останки, пытаясь отыскать на них следы взрывчатки, могущие послужить вещественным доказательством. — Я уже месяц здесь, и меня не уволили.

— Поздравляю, сэр! — радостно отозвался Юбэнк. Даже без своих солнцезащитных, таких же, как у Элвиса, очков, которые он оставил в лагере, Юбэнк сохранял всегдашний невозмутимый вид.

Мы оба посмеялись, согласившись, что нам крупно повезло, и продолжили ковыряться в обгоревших фрагментах легковых машин, лужах мочи и тормозной жидкости, принадлежащих разным людям оторванных пальцах, подшипниках и клочьях одежды, выискивая во всей этой каше какие-нибудь зацепки.

Я выхожу из дому: ярко светит солнце, холодный воздух бодрит, Безумие тихо кипит и булькает во мне, словно варево в кастрюльке, оставленной на весь день на плите на медленном огне. Еще одна пробежка ради укрощения этого готового выплеснуться через край варева — может, с ее помощью удастся выжечь в себе все худшее, что принесли в мою жизнь волны судьбы.

В конце подъездной аллеи меня ждет Рик. Мы бегаем вместе не каждый день, но в последнее время он присоединяется ко мне все чаще. Теперь я редко бегаю один — предпочитаю с Риком. Мы не договариваемся заранее, он не нуждается в специальном приглашении, и я почти всегда ему рад. Бороться с Безумием, бегая в одиночку, бывает тоскливо, а Рик обожает пробежки. Мы встречаемся на дороге и поворачиваем к реке, которая вьется внизу широкой серой лентой — она всегда бывает такой в конце ноября.

Рик — ходячая швабра с локтями и коленями. Он выше меня ростом, и ноги у него длиннее, поэтому, если он бежит трусцой в своем обычном темпе, мне трудно за ним поспевать. Мы дышим в унисон и бежим в ногу — немного быстрее, чем когда я один. Но Рики знает, что чем быстрее я бегу, тем лучше мне удается заглушать в себе Безумие, поэтому он не сбавляет темпа. Пробежав две мили, я начинаю отставать, хотя дорога ровная и солнце еще пригревает. Рики оборачивается и смотрит на меня, щурясь от яркого света и добродушно усмехаясь.

— В чем дело, капитан? Не бойся сыпучего песка! — шутит он.

Собравшись с силами, я догоняю его, и мы бежим рядом.

Дорога петляет между рекой и красивыми особняками, между трепещущими на ветру морскими флагами вытащенных на берег яхт и аккуратными домиками колониального типа с черными ставнями на окнах, выходящих на Ниагару. Вот уже три мили позади. Не успеем оглянуться, как пробежим пять миль. Безумие ослабляет хватку на четвертой миле. Последняя половина пути — относительный кайф.

Мы с Рики поворачиваем домой и перед самым финишем ускоряем бег. Рики побеждает. Как всегда.

— До завтра, сэр.

Рик машет мне рукой, убегает и растворяется в конце улицы. Запыхавшись, я подбегаю к своему дому, открываю дверь, и неуемное Безумие наваливается на меня снова.

IV. Суровые будни

Отрепетированный «балет» начался, когда мы получили очередной вызов. Известно, что пожарники не патрулируют улицы города, чтобы вовремя заметить столб дыма на горизонте. Мы, саперы, в этом смысле от них мало отличаемся: не разъезжаем с утра до вечера по городу в поисках самодельных взрывных устройств. Вместо этого мы несем круглосуточное дежурство. Весь наш лагерь постоянно ждал новостей: каждый напряженно прислушивался, не зазвонит ли телефон, мышцы напрягались в ожидании, человек напоминал сжатую пружину. Роботы и взрывчатка были заранее погружены на вездеходы, стоявшие во дворе «под парами», ворота ангара, на которых висели бронежилеты и каски, открыты. Группы саперов разбирали снаряжение, упаковывались и распаковывались, проверяя и перепроверяя состояние каждого предмета. Ежедневно обновлялись и подвергались учету запасы взрывчатки. Аккумуляторы питания роботов ежедневно подзаряжались малым током в специальных зарядных устройствах. Генератор заградительных радиопомех ежедневно включался и проходил полный рабочий цикл с подтверждением загрузки данных в память. Взрывозащитные костюмы, имевшиеся в каждом вездеходе, ежедневно осматривались: проверялись брюки, подтяжки, защита позвоночника, гульфик, тесемки, впитывающая прокладка-подгузник, тяжелая куртка и передняя кевларовая