— Что же я должна делать?
— Не знаю что. Если б речь шла только обо мне, я бы сказала одно: уезжай с ним в штат Джорджию, в Атланту, куда он хочет, только не давай ему пить, он ведь весь в отца пошел, но, Роза, там же лежит Сисси… — Это она произнесла шепотом, но указала на противоположную стену.
Розакок испуганно посмотрела на стену так, словно перед ними, пробив штукатурку, явилась сама Сисси.
— Слушай, Мама, — сказала Розакок, — Майло взрослый человек и сам знает, что ему нужно. Он позвал меня на помощь. Может, он и не наш, а ее, но она, Сисси Эббот, ничем ему не может помочь, лежа пластом, и, уж если на то пошло, я его знаю гораздо дольше, чем Сисси, так что же, по-твоему, мне делать? Сказать «нет», когда ему нужно, чтобы кто-то был рядом?
Мама сказала только:
— Если он хочет уйти, иди с ним сегодня, но не подпускай его к выпивке, а если будет случай — Роза, постарайся, чтоб случай был! — скажи ему: «Майло, ты очень нужен Сисси».
Розакок закивала, чтобы Мама поскорее ушла. Потом она оделась и пошла вниз, мимо закрытой двери Сисси. Она позвонила на работу и попросила хозяина отпустить ее на несколько дней в связи с несчастьем в доме. Тот, конечно, согласился, но выразил надежду, что она скоро вернется. Она сказала, что постарается, но дела пока что довольно плохи. Вот теперь она свободна, Майло может распоряжаться ею, как хочет, и она пошла к двери и позвала его. Майло обернулся, не трогаясь с места, только голову повернул, и она ему помахала, но он стоял неподвижно, и только пальцы его все сжимались и разжимались. Розакок стояла на холоде и думала: «Мама и Сисси наверху прислушиваются, а после того, что я сказала ему вчера вечером, он, может, и не войдет в дом». Она пошла на кухню и на всякий случай принялась за стряпню, но вскоре Майло пришел и остановился в дверях, стараясь заглянуть ей в глаза. Она это почувствовала и повернулась к нему — а его вчерашнее лицо не изменилось за ночь — и сказала: «Входи же».
Он вошел и, пока она занималась стряпней, молча сидел у стола, и они завтракали молча, пока наконец он не спросил:
— Выспалась?
— Заснула не сразу, но в общем выспалась.
— Это хорошо, — он встал и подошел к окну, — потому что я думал, может, мы сегодня проедемся, вон какое солнце на дворе.
— Куда?
— Ну, хотя бы в Роли, купить мистеру Айзеку леденцов к рождеству.
Не успела она ответить, как вверху, в коридоре, послышались Мамины шаги, и Розакок сказала:
— А может, лучше бы куда-нибудь поближе к дому, чем Роли?
Он обернулся:
— Слушай, ты со мной заодно или нет?
Она взглянула на него и ответила:
— Да.
— Тогда едем.
Смахнув с тарелок остатки еды, она оставила их в раковине и сказала:
— Пойду возьму пальто.
— Где оно?
— В моей комнате.
— Ладно, только потом иди прямо сюда.
Она поднялась наверх, и взяла пальто, и бесшумно прошла мимо двери Сисси. Майло ждал ее в передней, и они вместе пошли через веранду. Но в дверях Розакок остановилась.
— Может, надо сказать, куда мы едем?
— А ты что, ждешь заказное письмо?
— Нет.
— Тогда пошли.
Через двор они шли молча, спиной к дому, и только у машины услышали сзади стук. Майло не остановился, но Розакок обернулась, зная, куда глядеть, и увидела Маму наверху, в окне бывшей Папиной комнаты. Она не подняла раму, значит, не намеревалась разговаривать, и больше не стучала, но костяшки ее пальцев так и остались прижатыми к стеклу. Розакок вспомнила о грязных тарелках в раковине и открыла было рот, чтобы оправдаться, но Майло уже включил мотор, и, когда Мама увидела выхлопной дымок, она кивнула, и Розакок только помахала рукой. Она села в машину, и они покатили к дороге, а потом свернули влево, на мощеную улицу. Майло остановился у магазина. Вокруг не было ни души, но возле магазина уже стояло несколько грузовиков. Майло сказал:
— Зайди, пожалуйста, и забери почту.
Понимая, что Майло не хочет отвечать на вопросы знакомых, она пошла, и ей дали единственное письмо, только что полученное из Норфолка. С этим письмом она села рядом с Майло, машина тронулась, а она стала читать про себя:
18 ноября
Дорогая Роза!
Только что вернулся с работы и нашел на полу твое письмо, все кругом в штампах «Срочная доставка». Я сначала даже перепугался! Но все обошлось, и надо сказать, я страшно огорчился, что Майло и Сисси так не повезло. Я-то думал, что на рождество посмотрю ихнего ребенка. Майло мне говорил летом, что он как раз поспеет к рождественскому представлению в церкви, а мы с Майло думали быть волхвами, и Рэто тоже, если он приедет. Может, тебе и чудно покажется, что я не посылаю Майло открытку с выражением сочувствия или еще там чего, а пишу только тебе, но ведь ты так и не ответила, почему ты в тот вечер сказала, что Майло на меня злится, и я уж не знаю, как быть, и, конечно, понятия не имею, за что он злится, разве только у него зрение, как рентгеновские лучи, и он может видеть ночью сквозь деревья. Во всяком случае, я всегда хорошо относился к Майло, не знаю, что на него нашло, и надеюсь, если он на меня за что-то злится, то это уже в прошлом, и ты скажи, что я ему и Сисси сочувствую. Сисси, должно быть, совсем расстроена, ведь в такую жарищу она этого ребенка носила, так что передай, что мне ее жалко.
