Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - [44]

Вернувшись в Йоханнесбург в начале 1943 года, я поступил в Витватерсрандский университет, обучение в котором позволяло получить степень бакалавра права, промежуточное академическое звание перед получением чина юриста. Витватерсрандский университет, известный всем как «Уитс», расположен в Браамфонтейне, северном пригороде центральной части Йоханнесбурга. Он по праву считается ведущим англоязычным университетом в Южной Африке.

Если в результате работы в юридической компании я впервые стал на постоянной основе общаться с белыми, то в ходе учебы в Витватерсрандском университете я познакомился с группой белых моего возраста. В Форт-Хэйре у нас были случайные встречи с белыми студентами из Университета Родса в Грэхэмстауне, а в Уитсе я регулярно посещал занятия вместе с белыми студентами. Это было так же необычно для них, как и для меня, поскольку я был единственным чернокожим африканцем, обучавшимся на юридическом факультете.

Англоязычные университеты Южной Африки можно считать активными проводниками либеральных ценностей. Следует отдать дань уважения этим вузам за то, что они разрешили учиться у себя чернокожим студентам. Для университетов, в которых преподавание велось на африкаанс, такое было немыслимо.

Несмотря на либеральный дух университета, я никогда не чувствовал себя там полностью комфортно. Быть единственным чернокожим африканцем (если не считать чернорабочих), к которому в лучшем случае относятся как к диковинке, а в худшем – как к непрошеному гостю, – это далеко не самый приятный опыт. Я встречал как великодушие, так и враждебность, сам же старался вести себя сдержанно. Хотя мне предстояло познакомиться с белыми студентами, которые симпатизировали африканцам и стали моими друзьями (а затем и коллегами), большинство белых в Уитсе нельзя было отнесли к числу либералов. Помню, как однажды я на несколько минут опоздал на лекцию и сел рядом с Сэрелом Тиги (позже он станет членом парламента от Объединенной партии). Хотя лекция уже началась и свободных мест оставалось немного, он демонстративно собрал свои вещи и пересел на место подальше от меня. Такой тип поведения был скорее правилом, чем исключением. Никто не произносил в мою сторону слова кафр[19], враждебность была приглушенной, но я все равно ее чувствовал.

Наш преподаватель права, мистер Хало, был строгим, рассудительным человеком, который не терпел у своих студентов излишней независимости. По его твердому убеждению, ни женщины, ни чернокожие африканцы не должны быть юристами. Он считал, что они недостаточно дисциплинированы для того, чтобы овладеть всеми тонкостями права как социальной науки. Однажды он заявил, что мне следовало получать академическую степень не в Уитсе, а в Университете Южной Африки. Хотя я и не был согласен с его взглядами, но не имел возможности опровергнуть их. Мои успехи в качестве студента юридического факультета были весьма удручающими.

В Уитсе я встретил многих из числа тех, кому в последующем предстояло разделить со мной взлеты и падения освободительной борьбы и без кого бы не смог достичь своей цели. Некоторые белые студенты делали все возможное, чтобы я чувствовал себя в университете желанным гостем. Во время своего первого семестра в Уитсе я познакомился с Джо Слово и его будущей женой Рут Ферст. У Джо был острый, проницательный ум. Он состоял в компартии и был известен тем, что организовывал динамичные, полные энергии собрания. Что же касается Рут, то она обладала общительным характером и являлась одаренным писателем. Оба были детьми еврейских иммигрантов, приехавших в Южную Африку. Я на всю жизнь также завязал дружбу с Джорджем Бизосом и Брэмом Фишером. Джордж, сын греческих иммигрантов, был человеком, в котором удивительным образом сочетались отзывчивый характер и проницательный ум. Брэм Фишер, преподаватель по совместительству, являлся отпрыском известной семьи африканеров: его дед был премьер-министром Колонии Оранжевой реки[20], а его отец – верховным судьей Оранжевого Свободного государства. Несмотря на то что он мог бы стать премьер-министром Южной Африки, он являлся одним из самых мужественных и верных борцов за свободу, которых я когда-либо знал. Я подружился с Тони О’Даудом и Гарольдом Вольпе, которые, придерживаясь радикальных политических взглядов, состояли в Коммунистической партии, а также с Жюлем Браудом и его женой, которые являлись сторонниками борьбы с апартеидом либеральными методами.

Кроме того, я завязал тесные дружеские отношения с рядом студентов из числа индийцев. Хотя в Форт-Хэйре тоже учились индийцы, они жили в отдельном общежитии, поэтому я редко общался с ними. В Уитсе я познакомился и подружился с Исмаилом Меером, Дж. Н. Сингхом, Ахмедом Бхулой и Рамлалом Бхулиа. Их сплоченное сообщество собиралось в четырехкомнатной квартире номер 13 Исмаила в жилом доме Холвада в центре города. Там мы занимались, дискутировали, порой даже танцевали до раннего утра. Это место стало своего рода штабом молодых борцов за свободу. Когда я опаздывал на последний поезд обратно в Орландо, я иногда и ночевал там.

Исмаил Меер был ярким человеком с серьезным отношением к любому делу. Он родился в провинции Наталь, и, учась на юридическом факультете в Уитсе, он стал одной из ключевых фигур Индийского конгресса в провинции Трансвааль. В свою очередь, Дж. Н. Сингх являлся видным, красивым парнем, который пользовался популярностью у окружающих и легко ладил со всеми вне зависимости от цвета кожи. Он состоял в Коммунистической партии. Однажды Исмаил, Дж. Н. Сингх и я торопились попасть в дом Холвада и сели в трамвай, в котором индийцам разрешалось ездить, а чернокожим африканцам – нет. Вскоре к моим сокурсникам обратился кондуктор и на африкаанс предупредил их, что их «другу-кафру» поездка на этом трамвае запрещена. Исмаил и Дж. Н. Сингх набросились на него и заявили, что он даже не понимает слова «кафр» и что этим словом меня называть крайне оскорбительно. Кондуктор тут же остановил трамвай и окликнул полицейского, который арестовал всю нашу компанию и отвел в полицейский участок, где нам было велено на следующий день явиться в суд. Исмаил и Дж. Н. Сингх договорились, что Брэм Фишер выступит нашим адвокатом. На следующий день судья, узнав о семейных связях Брэма и придя от этого в полный восторг, быстро оправдал нас. На этом примере я смог воочию убедиться в том, что правосудие вовсе даже не слепо.