Долгая дорога домой - [19]
Каждый раз, бывая в Симферополе, я смотрю на здание на углу улиц Пушкинской и Карла Маркса. В 30-х годах здесь находился Торгсин[69]. Это был магазин, на прилавках которого было все! Лучшая одежда, самые вкусные продукты, но все эти товары отпускались только за золото. Побывала там и наша семья. Мама сдала старинные фамильные ценности: дорогие браслеты, золотые цепочки, кольца, украшенный дорогими камнями пояс, старинные золотые дукаты, которые хранились в семье, вероятно, еще со времен Крымского ханства. Взамен всего этого богатства мы купили различные продукты. Впрочем, и их хватило не надолго, и тогда мама продала свою шубу и модные ботинки.
Вопрос о том, выживем мы или нет, стоял очень остро. Выход нашли в том, что решили обменять наш просторный дом на более маленький, но за это Мамут Османов дал нам 200 килограммов картошки, 500 литров молока, два мешка желудей дуба и 500 рублей. Мы переехали в его двухкомнатный дом. Так и пережили 1933 год. Осенью собирали колоски пшеницы после комбайна.
Лето 1934 года оказалось урожайным. В тот год я не учился и много работал на молотьбе, тягал солому на скирду, был весовщиком. Ходил на работу босиком, волосы обросли. Как-то в таком виде меня встретил Исмаил – сын сапожника Сеит-Бекира. Неодобрительно оглядев меня, сказал: «Не учишься, ФЗУ бросил. Если хочешь учиться, то завтра я поеду в Симферополь и отвезу тебя в одну хорошую школу».
Вечером я рассказал об этой встрече родителям, и они дали свое согласие. Меня искупали, мама дала чистую рубашку и штаны. На следующий день мы с Исмаилом пошли в Симферополь. Сначала зашли в общежитие сельхозинститута, где он учился, это было здание на улице Битакской, дом номер 2[70], а оттуда пошли на улицу Студенческую, дом номер 14. На углу стояло небольшое двухэтажное здание педагогического рабфака. Исмаил меня оставил у проходной, а сам пошел в дирекцию. Потом позвали меня, когда я вошел, заведующий учебной частью велел подойти к классной доске и написать мелом под диктовку какую-то фразу. Я все сделал без единой ошибки. Он предложил мне решить задачу, и тут у меня все вышло хорошо. Задал еще какие-то вопросы и, удовлетворенный ответами, сказал, что я молодец и с 1 сентября буду зачислен на первый курс педрабфака[71].
Разве мог я тогда подумать, что стану педагогом? Как и было сказано, 1 сентября 1934 года отец привел меня в педрабфак и сдал руководству. Мне дали место в общежитии. Было оно на втором этаже этого же здания, а на первом этаже были учебные классы. Показали мою кровать, выдали постельные принадлежности. В одной комнате жило шесть человек. Я попал по соседству с Билялом Муртазаевым. Он был круглым отличником. Очень умный и трудоспособный. Он помогал мне готовить уроки, терпеливо все объяснял. Билял учился на втором курсе, а я только на первом. Все студенты по вечерам шли в кино или в горсад на танцы, а мы Билялом сидели и учились. Я тоже стал круглым отличником. Когда мы пошли на зимние каникулы, то Билял меня проэкзаменовал и сказал, что я могу учиться вместе с ним на втором курсе.
В начале второго полугодия меня действительно проэкзаменовали по полной программе. Потом вызвали в бухгалтерию и сказали, что я переведен на второй курс. Я не поверил и сказал: «Брешете».
Присутствовавший там учитель неодобрительно сказал, что это нехорошее слово:
– Собаки брешут, а люди говорят.
Спасибо Билялу и нашему завучу Исмаилу Акки Сеит-Бекир оглы, которые помогли мне сэкономить целый год и вытащили из деревенской ямы. На педрабфаке я учился старательно. Был я тогда мал ростом, девки на меня не смотрели, да и я ими не интересовался.
Русский язык преподавала Паупертова, немецкий – Кофштей, биологию – Небиев, историю – Мустафаев. Он потом стал директором театрального техникума. Татарский язык и литературу – Аджи Асан[72] и Мумджи. Это были очень культурные и умные люди.
Спустя некоторое время мы узнали, что Аджи Асан и Мумджи арестованы, как члены партии «Милли фирка». Мы – студенты – очень жалели их. Они были хорошими людьми и настоящими знатоками языка и литературы нашего народа.
Нам сообщили, что педрабфак переводят в Евпаторию, но при университете[73] открываются подготовительные курсы. Я решил в Евпаторию не ехать и остался в Симферополе. В педрабфаке мне выдали документ со всеми отличными оценками за второй курс, и я отнес его на подготовительные курсы Эсаулову. Меня зачислили студентом подготовительного курса. Дали 40 рублей стипендии. Общежития подготовительного отделения и института находились в одном дворе. Здесь же находился и сам рабфак. Двор представлял собой замкнутый четырехугольник, по краям которого стояли одноэтажные здания. Внутри по обеим сторонам длинного коридора были расположены комнаты на четыре-шесть человек с контрамарками для обогрева. Были умывальники, водопровод. В юго-восточном углу размещался рабфак; в юго-западном – спортивный зал; в северо-восточном – кухня и столовая. В середине двора – волейбольная площадка. Возле входа, где хранились ключи от комнат, всегда сидел дежурный – караим Караев. В годы Крымской войны в этом здании был лазарет, что стало причиной для названия улицы Лазаретная. Совсем недавно ее переименовали в Студенческую.
