Долгая дорога домой - [18]
За дверью оказался двор, где располагалось несколько больших зданий, которые назывались «Дом». Меня отвели в огромное двухэтажное помещение, в котором находились сотни, может быть, тысячи детей. Многие сидели группами. Мы вошли в огромный зал, где рядами стояли кровати. В конце коридора находилась общая ванная.
Мне показали двухъярусную кровать с москитной сеткой, одну из кроватей уже занимала маленькая девочка. Затем меня накормили и напоили. Сперва мне показалось, что «Дом» больше напоминает школу (какой она мне представлялась), но в этой школе стояли кровати, и дети жили прямо здесь, так что скорее это было похоже на больницу или даже тюрьму. Со временем выяснилось, что это место все-таки больше напоминало тюрьму, чем школу, но первое время я был счастлив оттого, что у меня есть кров и еда.
Вскоре я узнал, что на втором этаже находится такой же зал с большим количеством коек, где тоже жили дети. Часто мы спали по три-четыре человека на одной кровати, и бывало, нас перекладывали с места на место, поэтому мы нередко спали с разными детьми или даже на полу, если в помещении оказывалось слишком много детей. В уборных убирали редко. Место вообще казалось мрачным, особенно по ночам, когда с легкостью можно было представить, что в каждом углу прячется привидение.
Сейчас я думаю, что, возможно, это чувство возникало из-за того, что через заведение проходило слишком много детей. Кого-то бросили родители, кого-то в семье обижали и притесняли, поэтому их забрали. Я уже начал подумывать, что мне еще повезло. Я недоедал, но болезненно худым не был и не имел физических отклонений, а ведь я видел даже детей без ног или рук и с ужасными травмами. Некоторые из детей не умели или не хотели говорить. Я и раньше встречал людей со всякими отклонениями, психически больных, которые что-то выкрикивали или вели себя как безумцы; особенно часто они попадались мне на улицах у вокзала. Но я всегда мог избежать встречи с ними, если что-то меня пугало. В приюте бежать было некуда – я жил с детьми, отягощенными разными проблемами, среди них встречались преступники и садисты, которые в силу слишком юного возраста не могли сидеть в тюрьме. Некоторые были почти совершеннолетними.
Позже я узнал, что это был исправительный центр для несовершеннолетних, который назывался «Лилуа». Там жили дети всех возрастов: и те, кто потерялся, и те, кто был психически нездоров, а также малолетние воры, убийцы и бандиты. Но тогда меня беспокоило только то, что это место навевало страх. По ночам я просыпался от чьего-то крика или плача испуганных детей. Что бы со мной там стало? Как долго я прожил бы в таком ужасном месте?
И опять я учился выживать. Так же, как на улице, здесь меня дразнили мальчишки, те, кто постарше. И поскольку я оказался уязвимым из-за ограниченного запаса слов, своего возраста и относительной беспомощности, в них проснулись животные инстинкты. Меня дразнили, надо мной смеялись, а потом стали толкать, и если мне не удавалось убежать, меня избивали. Я быстро научился держаться подальше от них во время игр. Сотрудники центра, похоже, предпочитали не вмешиваться, но когда все-таки принимали меры, наказывали всех, и правых и виноватых. Доставалась длинная тонкая трость, удар от которой был вдвойне больнее из-за ее раздвоенного конца, который защемлял кожу.
Существовали и другие опасности, которых мне удавалось избежать скорее по счастливой случайности, а не благодаря собственной прозорливости. «Лилуа» окружали высокие стены, но я помню, что видел, как с улицы на территорию заведения перелезали люди и входили в здание. Я никогда не видел и не слышал, чем они занимались, но дети с криками выбегали из здания, пока посторонние не покидали его. Не знаю, то ли персоналу было наплевать, то ли они были не в силах нас защитить, ведь здание было большим. По-моему, в округе все прекрасно знали, что это детское учреждение. Людей, которые пытались поймать меня, когда я жил на улице, явно не остановили бы ни стены, ни ворота. О том, что может со мной случиться, я изо всех сил пытался не думать, но трудно было не расстраиваться из-за тех, кому не так повезло. Чувство это с годами становилось сильнее, может быть, оттого, что я лучше узнал этот мир и понял, какое мне выпало счастье. Теперь я знаю, что мало кому удается покинуть улицу, а многих из тех, у кого это все-таки получается, впереди ждет много страданий.
За пару недель моего пребывания в центре «Лилуа» некоторые дети выходили через маленькую дверцу в стене, но я не был уверен, что им разрешали выходить, и не знал, куда они направлялись. Возможно, находились их родные? Я гадал, что происходит с детьми постарше, которые выросли в этих стенах. Наверное, их отсылали в другое место или в определенном возрасте просто выпускали на улицу.
Я молился, чтобы мне повезло и я стал бы одним из тех, кто покинет это место до достижения такого возраста.
И в конечном счете я стал одним из них. В то время я не знал, что примерно через месяц после того, как я прибыл в центр для несовершеннолетних, поскольку никто не заявил о моем исчезновении и никто не знал, откуда я родом, власти решили передать меня в сиротский приют. Однажды меня вызвали в кабинет начальника и сказали, что меня переводят в другой приют, где мне будет лучше. Меня отвели в душ и выдали новую одежду. Как всегда, я делал то, что мне велели. Мне сказали, что мне очень повезло. И, несмотря на то что они не нашли мою семью, я на самом деле почувствовал себя счастливым оттого, что покидаю место, которое стал считать дьявольским.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.