Долгая долина - [13]

Пепе подъехал к месту, где река выходила из узкого бокового ущелья, а тропа сворачивала в другую сторону. Он спешился, напоил лошадь, наполнил водой брезентовый мех и поехал дальше. Когда река осталась в стороне, деревья вокруг тоже исчезли: тропу окаймляли заросли чапараля, толокнянки и полыни. Да и мягкой черной земли под копытами как не бывало – только светло-коричневый щебень, грохотавший так, что маленькие ящерки от страха юркали в кусты.

Пепе обернулся в седле. Вокруг ни деревца: его запросто могли увидеть издалека. По мере того как он поднимался, местность становилась все более сухой, пересеченной и страшной. Тропа петляла между большими квадратными скалами. Серые кролики копошились в кустах. Воздух оглашал монотонный и пронзительный клекот какой-то птицы. На востоке вздымались бледные вершины гор, голые и сухие, точно присыпанные мукой. Конь Пепе все брел и брел по тропе, в сторону маленькой V-образной расщелины в горах – там был перевал.

Пепе то подозрительно косился назад, то осматривал горные вершины впереди. Один раз он заметил на голом белом отроге какой-то темный силуэт, но сразу отвернулся: то был черный дозорный. Никто не знал, кто эти дозорные, где они живут и что им нужно, но люди старались не обращать на них внимания и обходить стороной. Дозорные не тревожили тех, кто держался тропы и не совал свой нос, куда не просят.

Раскаленный воздух был полон легкой светлой пыли, которую ветер приносил с разрушающихся гор. Пепе сделал небольшой глоток воды из мешка, плотно его заткнул и повесил обратно. Тропа вела вверх по сухому глинистому склону, огибая скалы, ныряя в расселины, спускаясь в русла давно высохших ручьев и поднимаясь обратно. Подъехав к маленькому перевалу, Пепе долго смотрел назад. Черных дозорных он больше не увидел, на тропе тоже никого не было. Лишь верхушки секвой отмечали течение реки.

Пепе двинулся вперед. Его глазки почти слиплись от усталости, но лицо было по-прежнему суровое и очень мужественное. На перевале дул, вздыхая и свистя у обломанных краев гранитных скал, высокогорный ветер. В небе возле самого горного кряжа с яростным клекотом парил краснохвостый сарыч. Пепе медленно ехал по зазубренному перевалу и смотрел вперед, на другую сторону.

Тропа начала резко спускаться, петляя среди обломанных скал. У подножия склона была темная расселина, заросшая густым кустарником, а по другую ее сторону лежала небольшая равнина с дубовой рощицей посередине. Равнину пересекал шрам зеленой травы. А за ней поднималась еще одна гора, покрытая безжизненными скалами и иссохшими черными кустиками.

Пепе опять отпил из мешка: воздух был такой сухой, что горели губы, а ноздри изнутри покрылись корочкой. Затем Пепе снова пустил коня по тропе. Копыта скользили и едва удерживались на крутом спуске, сбрасывая вниз, в кусты, лавины мелких камешков. Солнце к этому времени уже закатилось за гору на западе, но по-прежнему ярко освещало дубы и поросшую зеленой травой равнину, а от скал все еще шел скопленный за день жар.

Пепе поднял глаза на вершину следующей горной гряды, такой же сухой и пыльной. На фоне неба темнел человеческий силуэт, и Пепе сразу отвернулся, а когда покосился туда еще раз, никого уже не было.

Спуск одолели быстро. Конь то поскальзывался, то мелко перебирал ногами, но в конце концов они оказались у подножия горы, где рос высокий темный чапараль, полностью скрывавший Пепе. Он взял винтовку в одну руку, а второй прикрыл лицо от острых хрупких когтей кустарника.

Пепе выбрался из расселины и поднялся на невысокий утес. Прямо перед ним расстилалась травянистая равнина с манящей дубовой рощей посередине. Минуту Пепе смотрел назад, откуда пришел, но не заметил там ни движения, ни звуков. Наконец он поскакал вперед, к равнине и зеленой роще, у дальнего конца которой обнаружил родник: вода била из земли, собираясь в естественном углублении, и оттуда питала всю равнину.

Пепе наполнил мешок, разрешил напиться давно страдавшему от жажды коню, затем отвел его в рощицу, со всех сторон защищенную от посторонних взглядов, расседлал и положил всю упряжь на землю. Конь подвигал челюстями и зевнул. Пепе привязал его веревкой к молодому дубку, вокруг которого было много свободного места и зеленой травы.

Пока конь жадно глодал траву, Пепе подошел к седлу, взял из мешка полоску вяленого мяса и неторопливо направился к дубу на краю рощицы, откуда можно было наблюдать за тропинкой. Он уселся в ворох хрустящих листьев и машинально полез за большим черным ножом, чтобы нарезать мясо, да только ножа у него больше не было. Пепе впился зубами в твердые сухие волокна. Его лицо ничего не выражало, но это было лицо взрослого мужчины.

Яркий вечерний свет еще омывал восточную гряду, а в долине уже темнело. С холмов к роднику прилетели голуби, а из кустов, пронзительно крича друг дружке, стали выходить перепела.

Краем глаза Пепе заметил, как из заросшей кустами расселины вышла тень. Он осторожно повернулся: пятнистая дикая кошка медленно кралась к роднику, почти прижав живот к земле и двигаясь неслышно, как мысль.

Пепе взвел курок и осторожно повел дулом, потом с опаской посмотрел на тропу и убрал палец. Он поднял с земли дубовую веточку и швырнул ее в сторону родника. Перепела, громко забив крыльями, поднялись в воздух, голуби тотчас разлетелись. Кошка встала, смерила Пепе долгим взглядом холодных желтых глаз и бесстрашно зашагала обратно в расселину.