Долг - [28]

– Как вкусно! – Милка ловит картошку спиваковской ложкой. – Это вы готовили, Валера?

– Это я готовил, – говорю, и тут нам в дверь стучат. Ну екарный бабай, ну что за напасть, блин, такая! Ходоки, блин, как к дедушке Ленину!

– Иди открой, – командую Валерке.

Без фуражки, в шинели внакидку замполит похож на комиссара Фурманова из кинофильма «Чапаев». Даже выражение лица у него актерское: с умной понимающей улыбкой. Замполит с порога осматривает помещение. Сидящей к нему в профиль Милке он кивает как своей и ее присутствием, похоже, совсем не озадачен, а вот всем остальным...

– Не рановато начинаем? – Замполит вешает свою шинель на второй гвоздик рядом с Милкиным пальто. Дома у нее, наверное, так же рядом висит шинель мужа-лейтенанта. – Новый год-то завтра, товарищи бойцы.

– У них горе, – поясняет Милка. – Друг у них погиб.

– Это серьезно. – Замполит идет к столу, я подставляю ему табуретку. – Где и как? Дома, в Союзе?

– Да нет же! – восклицает Милка. – Здесь, в армии, в полку!

И она начинает рассказывать. Нет, в армии бабам не место. Она рассказывает все, что ей нагородил Валерка, и сдает нас замполиту по полной программе. Ничего замполит нам не сделает. Это и ежу понятно, и нам, и замполиту, но все испытывают явную неловкость. Про самовольщиков старлей и сам прекрасно знает, но есть негласный уговор между солдатами и офицерами: без дела и повода некоторых тем не касаться, иначе офицеру придется реагировать, особенно в присутствии сторонних лиц. Вот и сейчас замполит вроде слушает Милку, но смотрит на меня со Спиваком.

– Надеюсь, здесь, в госпитале, вы этим не занимаетесь, – без вопроса произносит замполит, дослушав Милкин монолог.

Мы с Валеркой молчим: что ответить? Тем более что и вопроса как бы нет. Может, налить и снова выпить за Вовку Иваненко? Интересно посмотреть: откажется старлей или все-таки выпьет.

– Мы, когда в суворовском учились, тоже бегали через забор – в кино, к девушкам. Но чтобы чем-то торговать, рисковать ради этого жизнью... Неправильно это, Сергей. Ты подумай.

– Я уже думаю, товарищ старший лейтенант.

– Михаил Степанович. Можно по имени-отчеству, я не по службе пришел. А ты, как я помню, Валерий.

– Так точно, – говорит Спивак.

– Хорошо поработали, парни. Я в этом деле понимаю, сам на военных курсах наглядку оформлял, политработников этому учат. Строго сработали, быстро и качественно, есть чистота замысла и исполнения. Я это ценю, вы не думайте. Как закончите – представим к благодарности. Может быть, даже командующему. Евгений Петрович говорил, что командарм пообещал приехать на открытие.

А что бы ему не приехать, думаю я, тут же рядом. Командующего армией, генерал-лейтенанта Петрова, я видел живьем во время той штабной командировки: внушительный мужик, совсем не старый, чуть за сорок, моложе моего отца. Было бы здорово вернуться в полк с благодарностью командующего и сунуть ее в морду Витеньке и всем другим начальничкам.

– Портреты, Сергей, мне тоже понравились. Сколько вы за них берете?

Не понял: он по делу спрашивает или чтоб меня унизить в глазах Милки?

– Начальству делаем бесплатно, – тактично улыбаюсь я.

– Так сколько? – спрашивает Милка.

– А тебе зачем?

– Может, я заплатить хочу.

Нет, если день не задался – это надолго.

– Пятнадцать марок, – отвечаю.

– Немало, – говорит старлей. – Полная солдатская зарплата.

– А вы давно здесь служите, Михаил Степанович? – с холодной вежливостью спрашиваю я.

– Третий год. – В голосе замполита слышно легкое недоумение.

– Тогда это при вас уже было.

– При мне? Что именно?

Знаю, что не надо, но остановиться уже не могу.

– Я ведь помню этот госпиталь. Нас сюда в вагонах прямо из Союза привезли. Мы здесь медосмотр проходили, потом сортировку.

...Нас было неполных три тысячи. Мы сидели на асфальтовом плацу, и партиями нас водили на осмотр. Это сейчас я знаю, что врачи и отделения по разным корпусам, а тогда всех медиков собрали для удобства в штабном корпусе. На первом этаже мы раздевались и потом голыми бегали по этажам из кабинета в кабинет. Почему голыми – неясно, вполне могли бы кальсоны оставить, мужские дела только раз проверяли: поднимут горстью все твое хозяйство, глянут и отпустят. И вот бежишь ты, голенький, в правой руке папка медицинская, а на левой – наручные часы, последнее, что у тебя осталось от гражданки. Так вот, на лестничной площадке между вторым и третьим этажом тебя встречает группа старослужащих солдат из госпитальной обслуги и предлагает тебе подарить им часы. Мол, старикам на дембель, себе потом купишь немецкие. Позиция ясна: их четверо, ты голый и один. Я спросил: «А если не отдам?» – «Отдашь», – сказали они. Я снял часы и бросил на бетон. Ударили меня несильно, больше для порядка. Я проверял потом на построении – никто с часами не вернулся после медосмотра.

– Полторы тысячи, ну тысяча часов по четвертному, – говорю я замполиту. – Это двадцать пять тысяч советских рублей. Машина, квартира и дача в придачу. А если немцам их продать за марки, даже оптом – огромные деньжищи получаются. Притом два раза в год, с каждого призыва. Отличный бизнес, и жизнью рисковать не надо.