Долг – Отечеству, честь – никому… - [18]

В качестве примера можно привести один случай, описанный его сослуживцем, морским офицером-декабристом Дмитрием Завалишиным, плававшим с Лазаревым «в кругосветку» на фрегате «Крейсер»:

«Раз поздно вечером, когда Лазарев уехал уже с работы… я увидел, что молния ударила в стрелу крана, служившего для подъёма мачт. Кран этот… стоил очень дорого. Но если бы допустить ему загореться, то, может быть, гибель гавани и всего флота была неотвратима… Я приказал… рубить канаты, поддерживающие кран… Лазарев страшно испугался за меня и, вообразив, что если он примет дело на себя, то во всяком случае подвергнется меньшей ответственности… Написал в рапорте, что кран срублен по его приказанию… В восемь часов отправлено было на пароходе донесение к государю, а в три часа пополудни с тем же возвратившимся пароходом Лазарев получил крест Владимира 4-й степени «за совершенный им подвиг». Лазарев был страшно сконфужен… Лазарев никогда не надевал этого креста, исключая только при посещении государя, и рад был, когда получил Владимира 3-й степени на шею и мог не носить 4-й степени, полученной за чужой подвиг».¹³

Всем было ясно, что в должности начальника штаба флота Лазареву ходить недолго…

* * *

Когда начальник Главного морского штаба князь Александр Меншиков доложил императору Николаю о том, что отправка русской эскадры к берегам Босфора затягивается, монарх не на шутку разгневался. Ещё бы! Во-первых, Николай Павлович не предполагал столь широкомасштабных злоупотреблений на флоте; и во-вторых, отправка эскадры не могла быть сорвана ни по какой причине!

– Мы должны быть на Босфоре любой ценой! – горячился Николай. – Грейг, Критский… Что это такое?! Разобраться! – выговаривал император Меншикову. – Мы не можем допустить беззастенчивого ограбления казны! Виновных – под суд! Пока мы тут боремся с казнокрадами, наши недруги оседлают Босфор!..

Николай Павлович был близок к истине. Никто, в том числе и российский император, тогда не знал, что коварные британцы (а за ними – и французы) уже заслали к турецкому султану гонцов, уверявших того о самых лучших намерениях своих монархов.

– К чему русские? – возмущались английские дипломаты. – Эти медведи только наломают дров! Обойдёмся без вмешательства Петербурга…

Султан Махмуд II заколебался. Тем более что и приближённые, подкупленные британцами, прожужжали все уши: не пора ли отозвать просьбу в адрес Петербурга прислать к Босфору русскую эскадру? Однако, когда российский посол Аполлинарий Бутенёв известил султана о выходе нашей эскадры в море, деваться было некуда. Турки притихли в мрачном ожидании.

Бутенёв слукавил: никакой эскадры в море и в помине не было, корабли даже не выходили из гаваней. И это несмотря на то что из Петербурга в адрес Главного командира флота летели грозные реляции! Когда стало ясно, что адмирал Грейг возглавить эскадру не сможет (якобы по состоянию здоровья), Главный морской штаб всё взвалил на вездесущего Лазарева.

Ещё в ноябре 1832 года Николай I направил в Константинополь для переговоров опытного по восточным проблемам генерала-дипломата Николая Муравьёва[39] (будущего «Карсского»). После общения с турками Муравьёв отправился в египетскую Александрию для встречи с Мегметом-Али, чтобы потребовать от того прекратить военные действия против Турции.

– Воля вашего Государя будет беспрекословно исполнена, – подозрительно быстро согласился Мегмет-Али, потупив глаза. – Военные действия будут приостановлены незамедлительно…

Довольный успехом своей миссии, Муравьёв в самых радужных чувствах отплыл обратно, совсем не ведая, что сразу после его убытия египтяне продолжили наступление на Константинополь. В конце декабря 1832 года в битве при Коньи Ибрагим-паша наголову разбил османские войска, сумев пленить самого сераскира (главнокомандующего) Решид-Мегмет-пашу и его штаб в полном составе.

Адмирал Лазарев прибудет в Босфор лишь в феврале 1833 года…

* * *

В то время как в Константинополе[40] с трепетом ожидали последний ультиматум от мятежных египтян, к Босфору в составе девяти военных кораблей подходила русская эскадра. Во главе колонны шёл флагман – 84-пушечный линкор «Память Евстафия» (команда в 835 человек), на котором поднял свой вымпел адмирал Лазарев.

Однако пока русские корабли боролись в открытом море со штормом, турки, всегда видевшие в грозном соседе только врага, не на шутку испугались. Когда Лазарев бросил якорь у входа в Босфор, на «Евстафий» прибыла солидная турецкая делегация с переводчиком. Подобная поспешность не сулила ничего хорошего. Так и оказалось: представители султана передали распоряжение своего господина не входить в Босфор до особого распоряжения.

Османы оставались верны себе, планируя заставить русских, протянувших руку помощи, играть под дудочку султана. Когда переводчик умолк, щёки Лазарева покрылись багровым румянцем.

– Передайте… э-э… блистательному султану моё несогласие с его распоряжением! Как командующий русской эскадрой, явившийся сюда с особыми полномочиями, я буду действовать по собственному усмотрению…

Турки онемели. Но решительный вид русского адмирала не оставлял места для возражений. Раскланявшись, они покинули корабль.