Долетим до Одера - [47]

В этот же день наши летчики осуществили важную военно-политическую акцию: сбросили в расположение вражеских войск 28 тысяч листовок и 2 тысячи брошюр, в том числе декларацию немецких военнопленных "Как Геббельс врет немецким солдатам". Мы знали по донесениям наземной разведки, по рассказам тех же военнопленных и "языков", что подобные "снаряды без взрывчатки" нередко производили отрезвляющее воздействие на одураченных гитлеровской пропагандой немецких солдат.

Дефицит боевой техники в отдельных случаях создавал непредвиденные ситуации и заставлял искать неожиданные решения. Как-то в конце февраля мы получили задание - нанести удар по важному объекту максимальным количеством самолетов. А полк в это время мог поднять в воздух лишь 8 исправных машин И-16. И вот командир полка, больше, так сказать, для психологического воздействия на врага, решает включить в боевой порядок группы учебно-тренировочный самолет УТИ-4. Внешне он почти не отличался от боевого истребителя - имел только две кабины и... был невооружен. Конечно, летчик этой машины подвергался опасности. Понимая это, наши истребители при штурмовке заключили его в защитное кольцо. Пилоту же УТИ-4 поручили контролировать результаты штурмовки, что он и выполнил вполне добросовестно.

По решению командования ВВС в полку стало две эскадрильи. Командиром первой был назначен капитан П. Середа, второй - В. Максименко. Вместе с 3-й эскадрильей мы лишились ее командира - капитана А. Локтионова. В момент реорганизации командование вызвало его в Москву. Здесь ему вручили Звезду Героя Советского Союза за уничтожение переправы на Днепре. Тогда же Локтионов получил новое назначение и к нам уже не вернулся. Мне сейчас хочется привести еще один эпизод, который лишний раз объяснит, почему мы так нелегко пережили это расставание.

Начну издалека. В одном из номеров "Недели" за 1980 год было опубликовано читательское письмо. Автор писал: "...Помню один случай. Пусть не особенно приметный, но все же хотелось бы поблагодарить хорошего человека за его поступок, подарив ему этим несколько приятных минут.

Это произошло в один из сентябрьских дней 1941 года. Шла битва за Днепр. Наш артиллерийский полк занимал огневые позиции у села Подгородное, недалеко от Днепропетровска. Фашисты пытались создать плацдарм на левом берегу, мы сметали их назад.

И вот однажды наш самолет, покружив над нами, снизился и выбросил вымпел. Я подобрал его. Вот что мы прочли:

"Артиллеристы!

Какого черта ходите во весь рост и не маскируетесь?! Если вас заметят фашисты - они вам всыпят. Маскируйтесь! Бейте их на земле, а мы их бьем с воздуха. Летчик Локтионов".

Мы с благодарностью посмотрели на удалявшийся самолет. Как знать, может быть, от нашего НП остались бы одни воронки, не предупреди он нас вовремя".

Как знать, спросил себя и я, прочитав это письмо фронтовика через много лет после войны, не наш ли то был капитан Локтионов? Слишком много совпадений: фамилия, время и место действия, а главное, очень уж в характере моего однополчанина - сам поступок "того" Локтионова. "Наш" был таким же смелым, таким же внимательным к людям и, по-молодости, чуточку бесшабашным.

Пришла весна 1942 года - капризная, затяжная. Наша фронтовая жизнь тоже потянулась в каком-то замедленном темпе - в напряжении ожидания, в подготовке к боевым действиям в летней кампании. В начале марта полк временно был разбит на две части. 1-я эскадрилья (9 самолетов, столько же летчиков и техников) перелетела в район Барвенково, на наиболее сложный участок Южного фронта. Командование же полка, его штаб и 2-я эскадрилья перебазировались на полевой аэродром Больше-Крепинская для участия в боевых действиях на таганрогском направлении. На земле Донбасса установилось недолгое относительное затишье, но в воздухе, особенно над Барвенково, шли беспрерывные бои, такие же затяжные, как та весна.

Летчики но нескольку раз в день поднимались в небо. А техникам и мотористам приходилось работать ночами, чтобы наутро машины были готовы к боевым вылетам.

Порой возникали трудности из-за отсутствия специалистов по вооружению и приборам. Их 1-я эскадрилья не взяла с собой на новое место, рассчитывая на непродолжительность "командировки". Поэтому техникам приходилось устранять неисправности любого рода. Когда что-либо не получалось, на выручку приходил их наставник - инженер эскадрильи Е. А. Коломиец. Для него не существовало секретов при ремонте любой части самолета.

Аэродром под Барвенково находился вблизи линии фронта, на территории выступа, вдававшегося в расположение противника. Сюда с трех сторон доносился гром артиллерийских канонад. Казалось, что ты вовсе не на аэродроме, а на передовых позициях.

Через несколько дней грунт на летном поле превратился в обыкновенную грязь - сделала свое дело весенняя распутица. Оставаться здесь не было возможности, и в очередной раз пришлось менять "место жительства". Ко дню перебазирования взлетная полоса сократилась почти вдвое, остальная часть совсем раскисла. Очередь самолетов выстроилась возле полосы для взлета, но моторы выключили экономили горючее. Только приготовился взлететь первый И-16, как появилась четверка "мессершмиттов". Как вороны, начали кружить они над летным полем, нацеливаясь поточнее на скопление самолетов,- очевидно, решили заблокировать наш аэродром.