Дольчино - [63]

Во дворце епископа шёл семейный совет.

— Слава богу, Авиньон зашевелился. Климент пятый берёт на себя расходы.

Верчельский епископ Райнерий де Пессано торжественно развернул пергаментный свиток.

Томазо Авогадро принялся внимательно изучать бумагу.

— Наконец-то! Теперь можно быть спокойным. Всё как следует — подпись и печать.

— Не очень-то я верю папским грамотам, — скептически заметил Симоне Колоббьяно. — Золото было бы надёжней.

— В данном случае твои сомнения напрасны, — снисходительно улыбнулся Райнерий. — Его святейшеству невыгодно нас обманывать. Недаром он вновь подтвердил мои полномочия.

— Мы и так рискуем. Чтобы купить швейцарских копейщиков, мне пришлось заложить земли и фамильные ценности, — проворчал Джакомо из Кваренья.

— Зато вы с братом избраны консулами. В вашей власти вернуть потраченное с лихвой.

— Для этого стоит лишь добить апостоликов и покончить с ересиархом, — не без иронии напомнил Симоне Колоббьяно.

— С таким союзником, как папская казна, глупо сомневаться в исходе борьбы, — возразил епископ. — К тому же большая часть дела сделана. Чернь в городах запугана, мужичьё повсюду поджало хвост.

— Тем не менее патарены продолжают громить наши армии, — негромко заметил Пьетро Авогадро, старший из верчельских консулов.

— От нас зависит — не допускать этого впредь! В последний раз мы немного не рассчитали силы.

— Если дело обстоит так просто, почему бы вашему преосвященству самому не возглавить войско?

— А разве я этого не делаю? Однако согласись, мой сан и возраст не совсем подходят, чтобы водить в бой солдат.

— Под Кампертоньо дядюшка убедился, что лучше доверять это нам, — усмехнулся Симоне Колоббьяно.

— Вести армию должен один из консулов или даже оба, — решительно произнёс Томазо Авогадро ди Казанова. — Слишком много поставлено на карту.

— В такой игре выигрывают те, кто остаётся в живых, — пожал плечами Пьетро.

— Великий боже! — с возмущением воскликнул епископ. — И это говорит рыцарь, для которого война всегда была святым призванием.

— Война, война! Это не война, а чёрт знает что! Даже пленных перестали выкупать. Я привык драться с достойным противником. Здесь же рискуешь не только головой, но и честью.

— Скажи лучше, вы привыкли к лёгкой наживе. До сих пор воевать для вас значило получать или платить выкуп. Нетрудно догадаться, почему вас бьют тряпичники. Вы боитесь их куда больше, чем они вас, и, едва зазвенят мечи, думаете только о своём спасении.

— Что ж тут удивительного? Не заботится о спасении лишь тот, кому нечего спасать. Нищие фанатики не так уж много теряют, поэтому им легче отправляться на небо.

— Но недавно ты, кажется, болтал о чести?

— Именно о ней! Вспомните судьбу сеньора Дель Рокко из Моссо. На прошлой неделе его отряд в двести латников был разгромлен всего тридцатью еретичками. Такого позора ещё не случалось. Хорошо, бедняга догадался пасть в схватке, не то ему оставалось бы служить посмешищем у шутов.

— Неужели правда? — изумлённо поднял брови Томазо Авогадро. — Я помню Дель Рокко. Его не заподозришь в малодушии.

— Во время миланской войны мы вместе сражались против Висконти, — подтвердил Джакомо. — Он слыл лихим капитаном.

— От бесчестия это его не спасло, — продолжал Пьетро. — Я лично опрашивал уцелевших солдат. Они устроили засаду, пытаясь захватить отступниц, когда те спускались к реке. В результате на месте боя остались две трети отряда, большинство уложены стрелами наповал.

— Надо признать, канальи бьют без промаха, — вмешался Симоне Колоббьяно. — У Лысой Стены мы нередко находили часовых со стрелой в глазу, в Моллиа чёртовы бабы перебили весь гарнизон.

— Хорошие стрелки имеются и у нас, — неторопливо свёртывая свиток, произнёс Райнерий. — Недаром я не поскупился на генуэзцев. Восемьсот арбалетчиков, не считая лучников. Эти молодцы славятся своим искусством.

— Как бы то ни было, откладывать поход больше нельзя, — сказал Томазо. — Пока гибеллины не вернулись в город, необходимо разделаться с тряпичниками.

— Мы выступим после того, как получим известия из Бьелла, — возразил Джакомо. — К тому же не явились латники из Милана и Павии.

— Оберто Маркизио уже прислал гонца. Бьельское ополчение и рыцари из Ивреа готовы, — ответил капитано дель пополо. — Миланцы могут подойти позже. Дела и на их долю хватит. Прежде чем начнём штурм, придётся навести порядок в округе. Многие деревни и чернь в Триверо ещё открыто поддерживают Дольчино.

— Главное, сразу дать понять этим скотам, что церемониться мы не собираемся, — сухо заметил епископ. — Если урок в верховьях Сезии не пошёл впрок, надо повторить его.

— В вопросах укрепления морали мы целиком полагаемся на ваше преосвященство, — улыбнулся Пьетро. — Ведь воспитание паствы — первейший долг священника.

— Опять мудрёные слова! — скривил губы Симоне Колоббьяно. — В дворянских и купеческих домах только и слышишь: «нравственность», «мораль». Может быть, вы объясните мне их значение?

— То, как ты добиваешься нужной цели, и есть мораль, — уверенно заявил Джакомо. — У каждого сословия своя мораль. У дворян одна, у купцов другая, у мужиков третья.

— Точнее, это политика или, во всяком случае, ширма для неё, — с усмешкой добавил Пьетро.