Дольчино - [57]

— В ближайшее время дождей не будет. Разве ветер переменится. — Анжела поправила выбившиеся из-под платка волосы. — Брат Ремо советует меньше есть. Говорит, тогда легче переносить жажду.

— Больше трёх дней всё равно не вытерпишь. Дольчино велел готовить бутыли и бочонки помельче. Ночью пойдём к реке.

— Но всюду охрана!

— По хребту в обход можно пробраться до орлиного гнезда. Спустимся со скалы на верёвках.

— А пост у песчаной кручи?

— Там всего десяток солдат. Бог даст, снимем без шума. Лонгино Каттанео отобрал лучших арбалетчиков.

— Убить человека — как это тяжело. Когда дрались на Красном поле, я случайно попала в латника. До сих пор не забуду! Особенно его глаза. Первое время каждую ночь снились.

— Хуже самому быть убитым, — тихо произнёс Паоло. — Да ещё лишь за то, что любишь людей и хочешь им добра.

— Марго тоже говорит, нельзя щадить врагов.

— Истреблять убийц — святое дело. Уничтожаем же мы хищных зверей. Хотя они менее заслуживают смерти — ведь их делает опасными голод.

Анжела тяжело вздохнула:

— Мне всегда делается страшно, когда приходится стрелять в людей, хотя они наши враги. Сколько раз могла подстрелить караульного у стены, а как возьму на прицел, руки опускаются.

— Крестоносцы с нами не церемонятся. Вспомни Ариану из Скопа. Сожгли вместе с ребёнком. Ещё крестьян смотреть гоняли.

— Это епископ. Таких, как Райнерий, я бы не пожалела.

Девушка бросила взгляд на Монте Роза и повернулась к мишени.

— Значит, главное — плавно нажимать на спуск?

Она зарядила арбалет и стала тщательно целиться.

Проходили недели, месяцы.

Папская армия продолжала осаду. Вместо лёгких палаток и шатров для солдат выстроили бревенчатые казематы. Привезли тёплую одежду и обувь. Под охраной конных отрядов обозы регулярно доставляли в лагерь припасы. Епископ Райнерий не жалел усилий, стремясь приблизить желанную победу. Чтобы обезопасить дороги и лишить еретиков всякой поддержки извне, он приказал сжечь десятки окрестных деревень. Жители были насильно угнаны в отдалённые районы.

Между тем у осаждённых подходили к концу последние запасы фуража и провианта. Уцелевших овец кормили опавшими листьями и мелко изрубленными ветвями. Люди ели раз в день. Лишь дети и раненые получали пищу дважды. Правда, выпавший снег давал теперь возможность утолять жажду, зато появился новый враг — холод.

Сильные вьюги и метели безжалостно обрушились на вершину горы. Старые, рваные палатки не спасали от ледяного ветра. Приходилось укрываться в наспех вырытых сырых пещерах и продымлённых землянках. Спали на охапках хвои и мха, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы согреться под заиндевевшими овчинами.

В невысоком бревенчатом срубе, что стоял на склоне возле горной тропы и служил аванпостом, у камина сидела Маргарита. Огромный серый волкодав, положив морду на лапы и неподвижно глядя на огонь, растянулся у её ног. Вдоль стен, не снимая доспехов, спали сменившиеся с постов караульные. Над изголовьем у каждого к закоптелому потолку были подвешены арбалет и колчан со стрелами. Копья и боевые секиры лежали в углу.

Маргарита погладила собаку.

— О чём думаешь, Кардинал? Вспоминаешь Чезаре? Не придётся вам больше вместе пасти овец, отбиваться от волков — убили твоего хозяина.

Вздохнув, она подбросила в камин веток. Сквозь вой ветра донеслись голоса людей. Женщина тревожно взглянула на пса. Тот продолжал лежать, не выказывая беспокойства. Отряхивая с плащей снег, вошли Дольчино, Лонгино Каттанео, Ринальдо ди Бергамо и несколько воинов.

Дольчино снял шапку и стал оттирать щёки.

— Ну и пурга! Придётся менять часовых каждые полчаса. Целую неделю дует! Хоть бы на день стихла. Откуда только берётся?

— А внизу почти нет ветра. Латники у стен в кости играют. — Лонгино Каттанео протянул к огню скрюченные пальцы.

— Зато здесь безопасно, — уступая ему место у камина, сказала Маргарита. — Неизвестно, сумели бы мы ещё где продержаться пять месяцев против такой армии.

— Позиции отличные, — согласился старейшина. — Только к рождеству всё равно конец. Продуктов почти не осталось.

— Самое страшное — что епископ сжёг соседние деревни. Теперь на много миль вокруг, кроме солдат, никого не встретишь. Будь теплее, можно было бы пробиться и уйти в другое место. А так, куда двинешься, да ещё с детьми.

— У Катрин сегодня родился сын, — улыбнулась вдруг Маргарита. — Антонио стал отцом. Они решили назвать первенца Альберто, в честь погибшего кузнеца. А как ребёнок? — обратилась она к Ринальдо.

— Ребёнок вот-вот умрёт, у матери почти нет молока. Зачем он родился!

— Мы все родились, чтобы умереть, доктор, и живём недолго, — негромко сказал Дольчино. — Подумайте о бесконечной бездне прошедшего и грядущего и поймёте цену настоящему.

— Странные вы люди, — пробормотал медик. — В таком положении ещё можете размышлять о прошедшем и грядущем.

— Потерять разум в трудное время — значит потерять всё, — ответил Дольчино.

— Но знать цену настоящему, не значит ли это — дорожить им?

— Не пристало человеку печься о том, как бы подольше топтать землю, — ответил Лонгино Каттанео. — Лучше, возложив надежды на бога, позаботиться, чтобы то время, которое нам отведено, прожить доблестнее.