Доктор Сакс - [8]

Шрифт
Интервал

На сегодняшний вечер он уже нарасследовался — где-то в лесах Дракута подымает из земли дверь, входит и укладывается спать… на миг мы видим огни горнов, сияющие до верхушек сосен, — прогорклый, густой, богатый грязью ветер овевает луну — Тучи спешат за дождем и наперегонки с лихорадочной Дамой в ее лунной спешке, она выходит, медитируя истерические мысельки в разреженном воздухе, — затем люк захлопывается на тайнах Доктора Сакса, он громыхает внизу.

Он отдаляйствует под низом в собственных громадных фантазиях о конце света. «Конец света, — говорит он, — Грядет…» Он пишет его на стенах своего подземного дома. «Ах, Марва моя», — вздыхает он… Марву упекли в дурдом, Доктор Сакс вдовец… бобыль… полоумный Властитель всей грязи, за коей надзирает. Он топтал тростники мартовской полночи в полях Дракута, злобно косился на Луну, пока она скакала вперегонки с мергелевыми облаками (что надувает от устья реки Мерримак, от Марблхеда, с Сев-Запада), — он был невообразимым дурнем, вечно искал золотого идеального решения, бродил повсюду, не жизнь себе устроив, а малину, выискивал таинственные комья земли по всему свету ради штуки до того фантастической — отыскать точку кипения зла (что в его —, было штукой вулканической… вроде чирья) — в Южной Америке, в Северной Америке, Доктор Сакс трудился, отыскивая загадку Нового Света — змея зла, чей дом родной в глубинах Эквадора и амазонских джунглей — где он жил продолжительно, разыскивая идеального голубка… белую джунглевую разновидность, нежную, как белая летучая мышка, вообще-то мышь-Альбинос, но у этого голубка змеиный клюв, и обитает он поблизости от Змеиной Головы… Доктор Сакс вычислил по этому идеальному Голубю, который летал ради него в Тибет по своей воле (и вернулся с пучком трав, привязанным к лапке Героическими Монахами Мира Севера) (Г. М. М. С., постфеллахская организация, впоследствии Папой признанная варварской) (а его грамотеями — примитивной)… вычислил, что у Змея часть тела — в джунглях… Пригруковал с гор Снежного Севера Доктор Сакс, образованный в комиссии льда и в комиссии снега, обученный Пламенами, в страннейшем Монастыре на Свете, где Узрел Сакс Змея

а Змей узрел Сакса —

Приковылял с горы со сломанной ногой, с посохом, вещмешком, в ранах, с бородой, красными глазами, желтыми зубами, но совсем как старый монтанский сезонник на долгих небосиних улицах Уэйко — проездом. И впрямь, вернувшись в Бьютт, откуда Доктор Сакс на самом деле родом, он засел на все ночи резаться в покер со Старым Быком Баллоном, дичайшим игроком во всем городишке… (некоторые утверждают, это вернулся призрак У. К. Филдза, так он на него похож, брат-близнец вылитый, невероятно, вот только —) Сакс с Быком затеяли (конечно, у Сакса было бьюттское имя) — невообразимейший матч в пул, собралась сотня бьюттейцев глазеть в темноте за кругом ламп над столом и за его яркой зеленью по центру.

САКС (выиграл по жеребьевке разбой, разбивает) (Хрясь) (шары раскатываются повсюду).

УЛЫБЧИВЫЙ БЫК БАЛЛОН (углом рта, будто сигара и желтый зуб): Скажи-ка, Реймонд-О, не слишком ли далече романчик-то этот зашел?

САКС: Ты это зачем спросил, Папаша? (Аккуратно трет мелком кий, а черный шар-восьмерка стукает в угловую лузу.) Как скажешь. Папаша.

БИЛЛ: Почему (нагибаясь над столом прицелиться, а Сакс возмущается, и все ревут), мальчик мой, мне иногда приходит в голову, не то чтоб я не заглядывал к врачу в последнее время (кряхтя перед ударом кием) — что идеальнее всего твоя хорошо известная десятидолларовая жопка разместится вон там у столовых скамеек, рядом с ящиком пепси-колы и прочей фармитурой, а я себя утешу скучной травкой (раздувает си-гару) да нацелю эту брюквину на нужный мне шарик — белый — закажу старый добрый желтый номер один —

САКС: Но я загнал восьмерку! — ты теперь не можешь бить!

СТАРЫЙ БЫК: Сынок (похлопывая фляжку «Старого дедушки» в заднем кармане отнюдь не осуждающим жестом), по закону больших чисел, или по закону спроса и предложения, восьмерка — это вой-с-мирка альбинозный (достает ее из кармана и устанавливает и выравнивает белый биток щелчком пальца с пылинкой на зелени рядом, одновременно громко перднув, что слышат все в бильярдной, а некоторые даже и у бара, тем самым форсируя различные реакции отвращения и дикого одобрения, а Хозяин, Джо Босс, тем временем швыряет в задницу Старого Быка Баллона скомканную газету, и Старый Бык, укрепившись на позиции, выхватывает на свет бутылку (упомянутую фляжку) и обращает к ней краткую речь, прежде чем вжарить, — в том смысле, что в алкоголе чересчур бензина, но ей-же-богу, старая хемп-ширьская колымага покатится еще как! после чего проворно определяет ее обратно в карман и нагибается, аккуратно и живо, с поразительной неожиданной резвостью, четкий и умелый, кий послушен под кончиками пальцев, равновесие крепкое, поза, все пальцы так размещены на столе, чтобы кий держался в аккурат на нужной высоте, как полагается, пух, старик загоняет желтую однерку в щель, чпок, и все угомоняются после юмора, дабы поглядеть добрую игру очередности между двумя хорошими игроками, — и хотя хихи и вяки не смолкают всю ночь, Старый Бык Баллон и Доктор Сакс ни мига не отдыхают, нельзя умереть без героев, за которыми надо приглядывать).


Еще от автора Джек Керуак
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Бродяги Дхармы

"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.


Сатори в Париже

После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».


Одинокий странник

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.


На дороге

Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.


Ангелы Опустошения

«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.