Доктор Роззги и его юные друзья - [2]

Розги находятся всецело в ведении Роззги-старшего, поскольку сына своего он считает слишком увлекающейся натурой. Еще у него есть густые грозные брови, и он умеет кричать жутким голосом. Но грозная его повадка никого не пугает. Это только львиная шкура, или, говоря иначе, холостая пальба.

Маленький Мордант однажды нарисовал его портрет с длинными ушами, как у хорошо известного домашнего животного, за каковую карикатуру заслуженно пострадали его собственные уши. Доктор Роззги застиг его на месте преступления, впал в страшную ярость и поначалу грозился даже поркой. Но в тот день от Мордантова папаши как нельзя более кстати прибыла в подарок доктору корзина с дичью, отчего доктор Роззги смягчился и просто-напросто сжег портрет с ушами. Однако у меня в столе лежит за семью печатями еще один набросок работы того же юного проказника, с него-то и нарисован фронтиспис этой книги.

Первый боец

Старость моя уже не за горами, и в жизни и в странствиях моих я повидал немало великих людей. Видел Луи-Филиппа выходящим из Тюильрийского дворца; и его величество короля Пруссии, когда они с рейхсминистром в Кельне благословляли друг друга на рыцарский подвиг у меня под самым носом; и адмирала сэра Чарльза Нэпира (один раз, в омнибусе); и герцога Веллингтона; и бессмертного Гете в Веймаре; и покойного всеблагого папу Григория XVI; и еще человек двадцать великих мира сего, - из тех, взирая на коих нельзя не испытать почтительного и восторженного потрясения. Мне приятен этот трепет испуга - дань скромных духом Великому Человеку.

Так вот, мне довелось видеть и генералов, гарцующих во главе своих малиновых батальонов; и епископов, плавно шествующих под сводами соборов, опустив очи долу и жирными белыми пальцами прижимая к сердцу епископский берет; и университетских ректоров в дни высочайших посещений; и доктора Роззги во всей его славе, когда в выпускной день он, как глава школы, выслушивает обращенные к нему речи, - незабываемое зрелище; великие люди. Мне, правда, не посчастливилось увидеть ныне покойного мистера Томаса Крибба, но, без сомнения, я отнесся бы к нему с тем же благоговением, какое испытываю всякий день при виде Джорджа Чэмпиона, Первого Бойца в школе доктора Роззги.

Когда, задавая ему задачку из арифметики, я только представлю себе, что ему ведь ничего не стоит поколотить меня, ударом под ложечку согнуть в три погибели Принса и третьего учителя, а самого доктора Роззги выбросить в окно, тогда я не могу не восхищаться этим благородным, великодушным юношей, который сидит так спокойно и миролюбиво и ломает голову над столбиками или ковыряется в тексте греческой трагедии. Он мог бы, если б захотел, взяться за колонны и обрушить школу на наши головы. Мог бы запереть двери и перебить нас всех, подобно Антару, возлюбленному Иблы. Но он оставляет нас в живых. Он никого не поколотит без причины, то горе тирану пли подлецу!

По-моему, быть сильным, знать, что можешь поколотить всякого, - именно не действие, а только сознание,

что все в твоей власти, - это величайший из даров. На открытом лице Джорджа Чэмпнона всегда сохраняется выражение божественного благодушия, которое есть не что иное, как знак осознания им собственной силы, и его честные голубые глаза светятся добротой и спокойствием.

Он непобедим. Этот лев даже детенышем показывал когти. Шесть лет назад сей бесстрашный юный вояка вступил в схватку с самим Франком Дэвисоном (ныне офицером Индийского корпуса, братом бедного маленького Чарли, за которым так заботливо до последнего дня ухаживала мисс Рэйби), тогда уже семнадцатилетним юношей и признанным первым бойцом в школе доктора Роззги. С поля боя мальчика пришлось унести, и Фрэнк уважительно и восхищенно предрек ему великое будущее. Легенды о былых драках любовно сберегаются во всех школах; в Родуэл-Риджисе сохранились даже предания сорокалетней давности - с юных дней самого доктора Роззги.

О битвах Чэмпиона с профессиональным кулачным бойцом, приезжавшим в Родуэл-Риджис на тренировки; с лодочником Блэком, грозой пристаней; с тремя главными задирами из "Школы доктора Уопшота", которые обижали нашего приходящего ученика, чья дорога домой вела мимо их академии, и так далее, и тому подобное, - обо всем этом знает в Родуэл-Риджисе каждый. Победителем неизменно выходил только он. Он добр и скромен, как все великие люди. У него честный, храбрый, ясный ум. Он не может сочинять стихи, как Пайндер, или читать по-гречески, как Уэллс из выпускного класса - этот кладезь учености, о котором Принс говорит, что его знаний хватило бы на шестерых самых что ни на есть первых учеников, - но он выполняет свою работу честно и добротно, и где бы он впоследствии ни очутился, из таких, как он, получаются самые храбрые солдаты, самые лучшие сельские священники - честные английские джентльмены.

Закадычный друг и оруженосец старины Чэмпиона маленький Джек Холл, которому он как-то спас жизнь, вытащив его тонущего из Мельничного пруда. Забавно наблюдать эту дружбу: младший постоянно скачет и резвится вокруг старшего и подсмеивается над своим защитником. В школе они никогда не расстаются. А в праздничные дни их можно встретить за несколько миль от города: Джордж с палкой в руке твердо шагает по проселочной дороге, а маленький Джек семенит подле, перекидываясь шуточками с деревенскими красотками.