Доктор Преториус и потерянный храм - [2]

В комнате присутствовали и другие духи — смутные, неполные скорлупки, которые отбрасываются в моменты интенсивных эмоций, и туманный, раздутый имп, что выглядывал из черной шали остроносой старухи, которую я посчитал слишком большой любительницей лауданума — но та маленькая девочка была единственным настоящим духом. Она посмотрела на меня с неким удивлением, ее черные глаза мутились, она тоненьким голоском, который слышал только я, спросила, могу ли я помочь ей заснуть.

Я улыбнулся вниз на нее. Как и ее отец, я тоже был обуреваем эмоцией; болезненное предчувствие, как горячий шарик вара, крутилось у меня в желудке.

«Я так устала», сказало бедное создание. «Я хочу заснуть и не могу. Я так устала.»

Она была слишком маленькой, чтобы понять, что с нею случилось. Как большинство духов, она была пугающей и жалостной одновременно.

У меня возникла мысль, что она может оказаться полезной, и я тихонько сказал: «Потерпи, дорогая, и я помогу тебе заснуть надолго, как ты хочешь. Но вначале помоги мне тоже.»

Она улыбнулась изнуренной улыбкой и осторожно кивнула. Молодой человек рядом со мной, должно быть, услышал, как я разговариваю с ней, потому что нахмурился и, похоже, хотел что-то спросить, но в этот момент седовласый, усеянный импами старик, который собирал деньги за вход, проковылял по краю комнаты, опираясь на крепкую палку и прямо пальцами затушил все свечи, кроме одной. Он занял позицию перед креслом, постучал палкою в пол, призывая к тишине, и произнес долгую хвалебную речь, которую я не побеспокоюсь повторить ни в каких подробностях, объяснив под конец, что все вопросы должны задаваться через него, и что если кто-то хочет войти в контакт «с другой стороной» за умеренную плату всего в полгинеи, то они должны сейчас шагнуть вперед и сказать ему имена их дорогих усопших.

Так как большинство в комнате пришли сюда именно с этой целью, то процедура заняла некоторое время. Старик записал запросы на листок бумаги, слюнявя кончик своего «вечного» карандаша на каждой следующей букве, так что его зубы скоро стали совсем синими. Я следил за всем с растущим нетерпением и недовольством, уже подозревая, что потратил флорин без доброй цели. Здесь не было ничего, что касалось бы умерших; только подлое манерничанье и дешевый спектакль. Щеголи передавали по кругу серебряную фляжку и подталкивали друг друга локтями; молодой человек с оливковой кожей нетерпеливо посматривал на карманные часы; седовласый обменялся со мною взглядом и его усмешка стала чуть шире, как если бы он заметил во мне некую неуместность.

Женатая пара с ребенком-духом последней пробормотала имя в ухо старика. Он полизал карандаш и записал, потом заткнул его за ухо и стукнул в пол своей палкой… Уголок красной занавеси поднялся, впустив большой клуб сладко пахнущего белого дыма и двух крепких мужиков в рубахах без ворота и в подтяжках, сопровождающих пухлую девушку лет четырнадцати-пятнадцати в простом черном платье. Она старалась казаться спокойной, но я видел, как ее взгляд пробежал по комнате, и как она вздрогнула, когда один из мужиков взял ее под руку и повел к креслу.

Я попросил маленького духа подойти и встать перед леди, а когда она проявила неохоту отрываться от своего отца, я сказал: «Будь храбрее», и легонько ущипнул ее, проталкивая сквозь толпу.

Оставшаяся свеча погасла, как только пухлая девушка уселась. Какая-то женщина ахнула; щеголи захихикали. Потом кто-то открыл фонарь и луч света прошел через комнату и упал на лицо девушки-цыганки. Ее глаза закатились, оставив лишь полумесяцы белков под подрагивающими веками, но я ни одно мгновение не верил, что это произошло потому, что она увидела маленький дух, вставший перед нею. Там и сям во тьме зазвонили колокольчики, и по воздуху пронеслись бледные тени. Щеголи заржали; несколько женщин испустили приглушенные крики. Руки девушки-цыганки, а потом и вся верхняя часть ее тела, задрожали. Пена закапала с уголка ее рта и она вдруг сложилась вдвое, словно ее ударили в живот, и начала, задыхаясь, извергать на свои колени целые ярды чего-то белого. Маленький дух спокойно смотрел на нее, время от времени оглядываясь на меня. Дым стал гуще, определив в воздухе косой луч фонаря. Выплюнув последнее из того, что по-видимому должно было означать эктоплазму, девушка подняла голову к дымному лучу, словно пародия на слепую Пьята, и спросила хриплым, сильно подчеркнутым голосом, желает ли какой-нибудь дух, поговорить с живущими.

Я более не смог сдержать свое нетерпение и отвращение и громко произнес: «Здесь уже присутствует дух, мадам. Наверное, вы сможете обратиться к нему.»

Аудитория зашевелилась, пытаясь обнаружить, кто среди них заговорил. Девушка повторила вопрос, словно актер, настаивающий на сценарии, когда кто-то перепутал строчку или свалилась декорация, а старик сказал: «Пусть неверующий уйдет немедленно ради тех, кто желает говорить с умершими.»

У меня в глазах жарко запульсировал гнев. Я сказал: «Если бы вы хоть что-то понимали в делах умерших, сэр, вы захотели бы, чтобы ваша дочь описала бедную тень, что стоит прямо перед нею.»