Доктор из Лхасы - [57]

Поднявшись на нашу обычную высоту и сориентировавшись, я откинулся на спинку кресла и подумал о том, насколько изнурительны эти полеты в удаленные районы с целью оказания помощи пострадавшим от бомбежек. Мы должны были изощряться в том, чтобы любыми средствами вернуть к жизни несчастные, истекающие кровью тела. Я вспомнил фантастические рассказы о госпиталях в Англии и Америке, о невероятном количестве лекарств и инструментов, которыми, как утверждалось, изобилуют эти госпитали. Однако здесь, в Китае, для лечения больных мы должны были экономить лекарства, а также изощряться и использовать всевозможные подручные предметы.

В почти полной темноте посадка была тоже довольно сложной. В крестьянских домиках мерцали лишь тусклые огоньки масляных ламп. Эти огоньки едва заметно выделялись на фоне более темных очертаний деревьев.

Однако старый самолет нужно было как-то посадить, и вот через несколько минут мы уже грохотали по взлетной полосе, вспахивая землю хвостовым костылем. При посадке По Ку не проснулся – так крепко он спал. Я выключил моторы, вылез из кабины, подставил под колеса тормозные башмаки, а затем вернулся в кабину, закрыл за собой дверцу и тоже уснул на полу.

Ранним утром мы оба проснулись от криков снаружи. Когда мы открыли дверцу, оказалось, что вместо выходного, на который мы так рассчитывали, нам предстоит полет. Мы должны были лететь с генералом на борту в другой район, где ему предстояло встретиться с Чан Кай Ши и обсудить с ним ход войны в провинции Нанкинг. Однако генерал был еще не совсем здоров. Он был ранен и только недавно начал поправляться. Мы подумали, что он лишь пугает нас предстоящим полетом. Дело в том, что он был очень тщеславным человеком, и поэтому большинство офицеров не любили его. Поскольку генерал обращал большое внимание на внешний вид военнослужащих, прежде чем отправиться к нему, нам следовало немного привести себя в порядок. Мы направились туда, где лежали наши вещи, чтобы помыться и переодеться.

Пока мы переодевались, начался ливень. Наше настроение стало еще хуже, когда мы поняли, что весь этот день будет пасмурным. Дождь! Мы ненавидели его, как и все китайцы. Одной из типичных черт Китая были храбрые, возможно даже самые смелые в мире солдаты, которые ненавидят дождь. В Китае дождь всегда представляет собой ливень, который порой не утихает часами. Он заливает водой все. Каждый человек, оказавшийся под таким дождем, промокает до нитки. Направляясь к самолету под зонтиками, мы увидели, на что способны китайские солдаты. Они маршировали по раскисшей дороге, которая пролегала вдоль взлетной полосы. Солдаты пришли в уныние от непрекращающегося дождя. Они удрученно брели вперед, закрыв свое оружие брезентовыми сумками, накинутыми на плечи. За плечами у них были завязанные веревками вещмешки, в которых они держали все свои скромные пожитки, а также боеприпасы и еду. На головах были соломенные шляпы, и в руках – зонтики, сделанные из бамбуковых палочек и промасленной бумаги. Солдат с зонтиком в руке казался нам смешным. Но если по дороге маршируют пятьсот или шестьсот таких солдат, в этом уже нет ничего смешного. Мы тоже пользовались зонтиком, чтобы добраться до своего самолета.

Подойдя к самолету, мы удивленно уставились на толпу людей, которая собралась возле него. Большинство из них были здесь для того, чтобы поддерживать брезентовый навес над головой генерала. Он величественным жестом подозвал нас к себе.

– Кто из вас провел в воздухе больше часов? – Спросил он.

– Я, генерал, – устало ответил По Ку. – Я летаю уже десять лет, однако мой друг намного лучший пилот, чем я. Он более опытен в этих делах.

– Я здесь решаю, кто лучше, а кто хуже, – сказал генерал. – Ты полетишь, а он будет наблюдать за окружающим пространством из хвостового окна.

Поэтому По Ку отправился в кабину, а я полез в свой наблюдательный пункт. Завели моторы. Из своего маленького окошка я видел, как генерал и его свита поднимаются на борт. У дверцы было много суеты. Они долго кланялись друг другу и церемонно пропускали вперед более почтенных членов свиты. В конце концов дверь закрыли, и два механика оттянули от колес тормозные башмаки. Я помахал По Ку, он дал мне условный сигнал с помощью веревки и начал выруливать на взлет.

Этот полет не предвещал нам ничего хорошего. Мы должны были пролететь над японскими войсками, а японцы весьма неравнодушны к тем, кто летает над их боевыми позициями. Однако наше положение усугублялось еще и тем, что нас должны были сопровождать три – всего лишь три – истребителя. Мы знали, что они не отпугнут, а скорее привлекут внимание японцев, потому что те заинтересуются трехмоторным самолетом, который эскортируется тремя истребителями. Однако генерал не стал нас слушать, заявив, что он здесь главный, и отдавать приказы надлежит ему.

Мы медленно отъехали на край поля. Шлепая по грязи и громыхая разболтанным шасси, самолет развернулся. Заревели моторы, и мы пошли на взлет. Через некоторое время, прыгая и трясясь, самолет поднялся в воздух. Некоторое время мы кружили над этой местностью, набирая высоту. Обычно мы так не поступали, но в этот раз По Ку получил приказ. Постепенно мы поднялись на высоту пять, а затем десять тысяч футов. Наш потолок находился на высоте немногим более десяти.