Доктор Х и его дети - [31]

— Днем звук убавил, — сообщил он.

— Поговорить с вами хочу. И чем быстрее, тем лучше, — еще энергичнее сообщила она.

— Быстрее всего — сейчас.

— Не по телефону, — категорично заявила она.

— Завтра на работе, — предложил он.

— Не подходит. Еще не поздно. Пишите адрес.

* * *

Не доезжая до Калужской площади, такси свернуло с Ленинского проспекта направо, еще раз правый поворот, остановились у высокой арки дома.

— Кругаля дали, — пояснил водитель. — Одностороннее тут, напрямую не проедешь.

Христофоров вылез и огляделся. Дом и впрямь стоял прямо на проспекте, но вход в арку — с переулка.

Такси уехало, а он все топтался у ворот. Пока ехали, в дальнем углу дома заметил продуктовый магазин, хотел дойти до него, купить… конфеты, что ли… Вроде как в гости к даме пришел. Хотя лучше бы бутылку коньяка. Представил себя с коньяком и конфетами — и решительно двинулся в арку.

Набрал номер квартиры на домофоне: сорок три. Отметил, что это его любимые цифры: три и четыре — в них основа порядка в житейских делах и мироздании. Придумал еще в детстве и с тех пор жил по системе, состоящей из этих цифр и особого сочетания гласных и согласных — не всех, избранных.

Наверняка у многих нормальных людей есть свои системы, да еще позатейливей, но они их скрывают. Только пациенты психиатров вынуждены признаваться в своих тайнах. Как говаривал Андрей Ефимыч Рагин, между пациентом и психиатром большой разницы нет: «Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, вот и все». В том, что один доктор, а другой душевнобольной, «нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность». Додумать не успел — лифт дернулся и остановился.

Маргарита осунулась, утратила величавость. Он даже забыл буркнуть заготовленное приветствие: «Чуть ночь, и я у ваших ног» и «Давно не виделись». Сунул ноги в приготовленные для него тапки — войлочные, с синим тканым узором и длинными загнутыми носами на восточный манер. На ее ногах были такие же тапки, только с зеленым узором и коричневыми помпонами на загнутых носах.

— Тошно одной и поговорить не с кем… Я не отниму у вас много времени, — сказала Маргарита.

Он развел руками, что можно было трактовать и как разрешение тратить его время сколько заблагорассудится, и как констатацию того, что оно уже потрачено.

Квартира походила на музей: мебель из темного дерева с резьбой, на стенах картины — суровая маринистика, напольные вазы в китайском стиле, а может, и впрямь китайские. В открытые двери комнат виднелись диваны, на каждом из которых затейливо раскиданы разномастные подушечки — почти все, как и тапки, на восточный манер с кистями и вышивкой.

Маргарита провела его в большую комнату, посреди которой стоял круглый стол, застеленный светлой скатертью с меленькими цветочками. Он осторожно сел на резной стул и потрогал под столом край свисавшей почти до пола скатерти. Цветочки оказались выпуклыми и атласными, сплетенными из ленточек и вручную пришитыми к скатерти.

Христофоров уселся удобнее на массивном, не внушавшем опасений стуле: чаевничать так чаевничать.

— Давайте выпьем, — предложила Маргарита.

— Вы снова хотите присутствовать при медленном самоубийстве и даже решили поспособствовать? — припомнил он ей.

— Уже несколько дней хочу напиться, но не могу. Не умею. Вы меня поддержите?

— Завтра дежурство. Вы можете напиться без моего участия, но под моим руководством. Я для этого приехал?

— Нет, для того, чтобы завтра на дежурстве вам было интересно.

— Мне и так всегда интересно. Вот уже двадцать пять лет.

— Ну, так будет еще интереснее. Оставайтесь здесь на ночь, я постелю вам в соседней комнате. Только сразу найду постельное белье. После развода я ни разу не была в этой квартире, хотя у меня оставались от нее ключи.

* * *

— Психиатр — это еврейский мальчик, который до смерти боится крови, а в медицину пошел для того, чтобы не огорчать маму. Это про моего бывшего мужа. У него не было шансов стать хорошим врачом, поэтому он сделал хорошую карьеру в медицине, — Маргарита повертела в руках стопку, с сомнением посмотрела на нее, зажмурилась и выпила содержимое до дна.

— Пятая, — осторожно напомнил Христофоров. — Вы зря взяли граппу. Это все равно что поехать на Олимпиаду, имея трояк по физкультуре. В пьянство надо входить плавно.

Он покосился на бутылку: понижать градус поздно. О покойниках либо хорошо, либо ничего, но разве может женщина пить молча?

— Одни люди хранят себя, другие тратят попусту. А итог один: пус-то-та. Посмотрите на меня и на себя — один знаменатель. Мы уверяем себя в том, что помогаем другим, а на самом деле не можем помочь самим себе.

— Другим помогать легче. Вот вы зачем пошли в психиатрию? — спросил Христофоров и галантно отодвинул почти ополовиненную бутылку подальше от Маргариты.

— За кем, — Маргарита подвинула к нему свою стопку. — К профессии у меня самоприворот. Была влюблена в парня со своего курса. Все, что его окружало, было исполнено особым смыслом. Даже специальность ту же выбрала. А как узнала, что он женился, за одного из однокурсников тут же выскочила замуж, царствие ему небесное.