Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой - [4]

Раздался звонок у входной двери, и слуга, не удостоив даму ответом, пошел открывать. Он снова поднялся по ступенькам в переднюю в сопровождении тощего старика в темном костюме, который шел, согнувшись чуть ли не вдвое. Голова у него была вытянута вперед, и мне показалось, что она очень напоминает семерку. Согнутую левую руку он прижимал к бедру, чем еще больше напоминал эту цифру.

– Он простудился, – сказала миссис Монтгомери, – и не может нас принять.

– Мистеру Кипсу назначен прием, – отозвался слуга и, больше не обращая на нее внимания, повел старика вверх по мраморной лестнице.

Я крикнул ему вдогонку:

– Передайте доктору Фишеру, что у меня к нему поручение от его дочери!

– Температурит! – воскликнула миссис Монтгомери. – Вот уж не верьте. Они пошли вовсе не в спальню. Они пошли в кабинет. Но вы, конечно, знаете расположение комнат.

– Я здесь впервые.

– Ах так. Теперь понятно – вы не из наших.

– Я живу с его дочерью.

– В самом деле? – сказала она. – Как интересно и как откровенно. Я слышала, она – хорошенькая девушка. Но я никогда ее не видела. Я ведь уже говорила, что она не любит общества. – Миссис Монтгомери подняла руку, чтобы поправить прическу, звякнув золотым браслетом. – Знаете, на мне лежит большая ответственность. Когда доктор Фишер устраивает приемы, приходится быть за хозяйку. Я единственная женщина, которую он теперь приглашает. Это, конечно, большая честь, но в то же время… Генерал Крюгер обычно выбирает вино… Когда бывает вино, – загадочно добавила она. – Генерал большой знаток вин.

– Разве там, на ужинах, вино подают не всегда? – спросил я.

Она молча на меня посмотрела, словно я задал дерзкий вопрос. Потом немного смягчилась.

– У доктора Фишера, – сказала она, – замечательное чувство юмора. Как странно, что он ни разу не пригласил вас на один из своих ужинов, но, может быть, при таких обстоятельствах это было бы не совсем удобно. У нас очень тесная компания, – добавила она. – Мы все хорошо друг друга знаем и все так любим, просто обожаем доктора Фишера. Но вы, конечно, знакомы хотя бы с мсье Бельмоном – мсье Анри Бельмоном? Он может решить любую налоговую проблему.

– У меня нет налоговых проблем, – признался я.

Сидя на другом диване под большой хрустальной люстрой, я понял, что сказал что-то не совсем приличное. Миссис Монтгомери, явно шокированная моим признанием, отвела глаза.

Несмотря на скромный титул моего отца, обеспечивший ему на время местечко в справочнике «Кто есть кто», я почувствовал себя в обществе миссис Монтгомери парией, а тут еще, к моему вящему стыду, слуга, сбегая с лестницы и не удостаивая меня даже взглядом, объявил:

– Доктор Фишер примет мистера Джонса в четверг, в пять часов, – и удалился в потайные просторы большого дома, который – странно подумать – был еще недавно обиталищем Анны-Луизы.

– Что ж, мистер Джонс, – ведь вас так зовут? Приятно было познакомиться. Я немножко задержусь: хочу узнать у мистера Кипса, как здоровье нашего друга. Мы обязаны заботиться об этом милейшем человеке.

Лишь позднее я сообразил, что встретил первых двух жаб.

4

– Перестань, – советовала мне Анна-Луиза. – Ничем ты ему не обязан. Ты ведь не из этих жаб. Он отлично знает, где я теперь нахожусь.

– Он знает, что ты находишься у какого-то Джонса – вот и все.

– Если захочет, он легко может выяснить твое имя, профессию, место работы и все подробности. Ты же постоянно проживающий здесь иностранец. Ему надо только справиться.

– Это сведения секретные.

– Не думай, что для моего отца существуют какие-либо секреты. Наверно, и в полиции у него есть своя жаба.

– По-твоему, он вроде нашего господа бога – да исполнится воля его на земле, как и на небесах.

– Вроде этого.

– Ты разжигаешь мое любопытство.

– Ладно, встречайся с ним, если уж тебе неймется, – бросила она. – Но будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен. И особенно осторожен, если он вздумает улыбаться.

– Улыбкой Зуболюба, – отшутился я.

Впрочем мы оба пользовались именно этой пастой. Ее рекомендовал мой зубной врач. Может быть, он тоже был жабой.

– Никогда не упоминай при нем «Букет Зуболюба», – сказала она. – Он не любит, чтобы ему тыкали в нос, как он сколотил свое состояние.

– Разве он сам этой пастой не пользуется?

– Нет. Он пользуется штукой, которая называется водяной зубочисткой. Вообще не упоминай при нем о зубах, не то он подумает, что ты над ним потешаешься. Он издевается над другими, но над ним не издевается никто. У него на это монополия.

В четверг, в четыре часа, когда я отпросился с работы, я не испытывал той храбрости, которую внушало мне присутствие Анны-Луизы. Я просто был человеком по имени Альфред Джонс, пятидесяти лет с хвостиком, работающим в шоколадной фирме за три тысячи франков в месяц. Я оставил свой «фиат» и поехал в Женеву поездом, а от вокзала пошел к стоянке такси. Поблизости от нее находилось заведение, которое швейцарцы зовут Английской пивной и которое, как и следовало ожидать, окрестили «Уинстон Черчилль», снабдив невразумительной вывеской, деревянными панелями, окнами с цветными стеклами (почему-то в белых и алых розах Йорка и Ланкастера) и английским баром с фаянсовыми пивными кружками, пожалуй единственными здесь подлинными вещами – ведь нельзя же считать ими резные деревянные скамьи, фальшивые бочки вместо столов и прессованный белый хлеб. Рад заметить, что питейное заведение открывалось не в обычное для англичан время, и я решил немножко подбодриться, прежде чем взять такси.