Доктор Есениус - [159]

Прокуратор читает обвинительное заключение по-чешски, потом по-немецки. Обвинение кончается просьбой высшему суду о вынесении приговора.

Член комиссии доктор Меландер отвечает на эту просьбу по-немецки: приговор уже вынесен и решение принято по праву и справедливости и так, как того требуют честь и авторитет его императорской милости.

Эти слова по-чешски повторяет доктор Капр из Капрштейна.

После этого Меландер читает приговоры.

Нет, это уже не действительность, а кошмарный сон: сначала идут приговоры о пожизненном заключении, об изгнании. Но большая часть осужденных слышит страшное, немыслимое слово: смерть.

Графу Иоакиму Ондрею Шлику, гласит приговор, отрубить правую руку, потом четвертовать и части тела повесить на перекрестке дорог; но неизреченной милостью императора приказано лишь обезглавить графа, а его голову и правую руку потом прибьют на Мостецкой башне.

Вацлав Будовец из Будова, председатель апелляционного суда, приговорен к подобной же казни, но милостью императора он будет обезглавлен; голову же его прибьют на Мостецкой башне.

Криштоф Гарант из Полжиц и Бездружиц будет обезглавлен, но голова останется при мертвом теле.

Кашпар Каплирж из Сулевиц будет обезглавлен, голову его также прибьют на Мостецкой башне.

Богуслав из Михаловиц будет обезглавлен, голову прибьют на Мостецкой башне.

И те, чьи имена еще не прозвучали, теряют всякую надежду. Итак, значит, смерть — различие только в исполнении приговора.

Есениус знает, ему нечего ждать милости, и впереди его ждет смерть на эшафоте.

Тоска легла тяжелым камнем на сердце. Он почти задыхается. «Смелей, смелей! Только бы не показать слабости этим кровавым палачам!»

Он слушает свой приговор:

— Ян Есениус из Горного Ясена, доктор медицины и ректор университета Пражского. За посольство, направленное против императора на Венгерский сейм, ему, живому, вырезать язык, потом живого четвертовать, а части тела повесить на перекрестке дорог. В неизреченной же своей милости император смягчал приговор: язык ему, Есениусу, вырежут живому, но потом он будет обезглавлен и после смерти четвертован. Голова и язык будут прибиты на Мостецкой башне.

Палачи, жестокосердные палачи, так вот когда вы показали свои волчьи зубы!

Глаза жертв императорской жестокости пылают от гнева, и судьи могут прочитать в них все, чего не высказали они сквозь крепко стиснутые губы. Но язык онемел от ужаса. Первым опомнился Шлик. После того как был зачитан приговор, он произнес надменно:

— Невелика беда остаться без погребения! — Потом он продолжал, повысив голос: — Вы можете разрубить это тело на тысячу частей, вы можете разворошить все наши внутренности, но и там вы не найдете ничего иного, кроме того, что мы перед всем миром ясно и открыто высказали в своей Апологии. Нас не тщеславие побуждало. За нашу оскорбленную веру, за наши учредительные права, за свободу народа боролись мы с оружием в руках. Фридрих был разбит, Фердинанд победил. Но этот результат ни на йоту не умаляет справедливости дела, которое защищали сословия. Господь предал нас в ваши руки. Да будет воля его! Да святится имя его!

И Есениус, обуреваемый справедливым гневом, погрозив кулаком, обратился прямо к Лихтенштейну:

— Вы постыдно и жестоко поступаете с нами! Но знайте: найдутся люди, что головы наши, которые вы выставляете на позорище, с почестями погребению предадут.

Потом их отвели в тюрьму.

В воскресенье им позволили попрощаться с близкими и знакомыми и допустили к ним священников.

К каждому из осужденных пришел проститься кто-то. К одним пришли только жена или дети, к другим — братья, сестры и родственники. Осужденным также разрешили посещать друг друга. Стража в коридорах была усилена, но общению узников между собой никто не препятствовал. И в течение целого дня они навещали друг друга, поддерживая упавших духом.

У Есениуса в Праге родных не было. Но тем больше знакомых пришло проститься с ним: все профессора, доктор Вавринец Адамек с женой Зузанкой, отец Вавринца мастер Прокоп, священник Липпах и кухарка Есениуса.

После полудня, когда в камере Есениуса находился его Друг Богуслав из Михаловиц, пришли проститься со своим ректором студенты. Среди них были чехи, мораване и словаки. Сидеть было негде, они в растерянности остановились около стола и в молчании слушали, как товарищи Есениуса по заключению вместе с патером Розациусом пели псалмы.

Студенты не решались нарушить молчание и только грустно переглядывались, чувствуя тяжесть на сердце.

И сознание, что люди, которые находились сейчас рядом с ними, уже осуждены на смерть и что они видят их последний раз в жизни, увеличивало их тоску.

— Вы точно на похоронах, — попытался пошутить Есениус, заставив себя улыбнуться.

Но шутка не удалась. Молодые люди опечалились еще больше.

Один из студентов попытался нарушить мучительное молчание. Но он от растерянности начал с того, что нужно было ему сказать в конце:

— Мы пришли проститься с вами, ваша магнифиценция…

— Я благодарен вам за внимание, — ответил Есениус мягко. — Но не уходите. Давайте поговорим. Вы помните, как вы пели мне в коллегии чешские и словацкие песни? Отчего бы вам не спеть сейчас? Идите ближе, друзья!