Доктор Дэвид Хантер - [10]

Сейчас ничего умиротворяющего я в ней не видел.

— Я так и думал, что это вы.

Я обернулся и увидел, как в комнату въезжает Генри.

— Да так, кое-какой порядок навожу, — сказал я, отрываясь от своих далеко забредших мыслей.

— У вас тут как в печке, — проворчал он, остановившись перед вентилятором. Если не считать ног, Генри мог бы сойти за пышущего здоровьем теннисиста: соломенные волосы, загорелое лицо, живой взгляд.

— И что там такое про мальчишек с мертвецом? Дженис только об этом и говорила, когда занесла обед.

По воскресеньям Дженис обычно приносила судок с тем, что готовила лично себе. Генри настаивал, что в состоянии сам варить обед по выходным, но я заметил, что он редко выкладывается в полную силу на кухне. Дженис — прекрасная повариха, и я подозревал, что ее чувства к Генри не ограничиваются чисто деловыми отношениями хозяина и простой домработницы. Мне представляется, что ее неодобрительное мнение о покойной жене Мейтланда объясняется по большей части ревностью, тем более что Дженис не замужем. Несколько раз она даже бросала намеки на кое-какие скандальные слухи, однако я дал ясно понять, что мне это неинтересно. Пусть даже супружеская жизнь Генри и не была той идиллией, какой она ему представлялась сейчас, я не желал принимать участия в посмертном перемывании косточек.

Ничего удивительного, что Дженис уже знала про мертвеца. Должно быть, половина поселка гудела слухами.

— Это в Фарнемском лесу, — ответил я.

— Наверное, кто-то из горе-натуралистов. Обвешаются рюкзаками и тащат их как муравьи, да еще в такое пекло.

— Наверное…

Моя интонация заставила Генри вздернуть брови.

— То есть как? Неужто убийство? То-то развлечемся!

Его веселье поутихло при виде моего насупленного лица.

— Я, видно, поторопился с шутками…

Я рассказал ему про свой визит в дом Салли Палмер, втайне надеясь, что сегодняшние события, облеченные в слова, станут от этого менее реальными. Увы, надежда не оправдалась.

— Боже мой, — мрачно изрек Генри, когда я закончил. — И полиция считает, это она?

— Напрямую ничего не сказали — ни да ни нет. Наверное, не могут пока решить.

— Боже милосердный, что творится на этом свете…

— Может, это вовсе и не она.

— Конечно, не она, — тут же подхватил Генри. Но я видел, что он верит в это не больше моего. — Что ж, не знаю, как вы, а я бы не отказался от стопочки.

— Спасибо, я — пас.

— Решили оставить место для «Барашка»?

«Барашком» здесь звали местный паб «Черный ягненок». Я часто бывал в этом единственном на весь поселок кабачке, хотя нынешним вечером, подозревал я, мне не захочется присоединиться к главной теме обсуждения.

— Да нет. Думаю сегодня просто посидеть дома, — ответил я.

Мой дом, дряхленький каменный коттеджик, стоял на краю поселка. Я купил его, когда окончательно стало ясно, что останусь здесь дольше чем на шесть месяцев. Генри уверял что был бы рад предоставить мне кров у себя, и, Бог свидетель, его «Банк-хаус» действительно огромен. В одном только винном погребе мог бы целиком поместиться мой коттедж. Но к тому времени я был готов начать обживать свое собственное гнездо, почувствовать себя пустившим корни, а не просто временным постояльцем. И пусть даже мне нравилась новая работа, жить с ней вместе я не хотел. Бывают такие моменты, когда тянет закрыть за собой дверь и надеяться, что хотя бы несколько часов не будет звонить телефон.

Как раз такие чувства я испытывал сейчас.

* * *

Навстречу моему автомобилю тянулась немногочисленная вереница людей, идущих на вечернюю службу. При входе в церковь стоял Скарсдейл, приходский священник. Пожилой суровый человек, который, признаться, не вызывал у меня теплых чувств. Он, однако, занимал свой пост много лет, и за ним шла пусть небольшая, но преданная паства. Из окна машины я помахал Джудит Саттон, вдове, жившей под одной крышей с великовозрастным сыном Рупертом, толстым увальнем, который всегда тащился на два шага позади своей властной матери. Джудит о чем-то беседовала с супругами Гудчайлд. Эта пара, Ли и Маржери, являла собой классический пример четы ипохондриков, постоянных пациентов нашей амбулатории. Я даже испугался, что сейчас меня остановят на импровизированную консультацию. В Манхэме не признавали за врачами права на нормированный рабочий день.

Впрочем, в тот вечер меня не задержали ни эти двое, ни кто-либо еще. Я припарковался на потрескавшейся от жары грунтовой площадке возле коттеджа и вошел в дом. Царила страшная духота. Я настежь распахнул все окна и достал из холодильника банку пива. «Пусть мы и не собираемся идти сегодня в „Барашек“, но человеку все равно надобно промочить горло». Стоило так подумать, как до того потянуло выпить, что я убрал пиво обратно и налил себе джина с тоником.

Бросив наколотого льда в стакан и добавив дольку лимона, я сел за деревянный столик в саду за домом. Мой сад через поле выходил на лес, и хоть вид не столь впечатлял, как с террасы клиники, унылым его тоже не назовешь. Я не торопясь прикончил свой джин, поджарил яичницу и съел ее на воздухе. Жара наконец-то начала спадать. Я сидел за столиком и смотрел, как нерешительно проступают звезды в неторопливо меркнущем небе. Мысли вращались вокруг тех событий, что разворачивались сейчас в нескольких милях от моего дома, в доселе мирном уголке, где братья Йейтс сделали страшное открытие. Я попробовал мысленно представить, что Салли Палмер сейчас смеется где-то, что она цела и невредима, будто одной только силой мысли это можно превратить в реальность. Но по какой-то причине образ ускользал.