Доктор Боб и славные ветераны - [31]

«У меня было дежурство с 3:00 до 11:00 на роскошном этаже с частными палатами, — вспоминает она. — Это было место, куда редко назначали практиканток…

Я проходила мимо лифта, дверь лязгнула, открылась… и я в полном изумлении увидела, как доктор Боб выталкивает в коридор грязного, непричесанного, небритого человека в состоянии очевидной интоксикации. Я уверена, что мое удивление было замечено. Пациентов такого типа никогда не видели на отделении. Он безусловно принадлежал к тем, чье место было двумя этажам ниже, в благотворительном отделении.

Однако доктор Боб, удерживая шатающуюся фигуру в устойчивом положении за шиворот, уставился на меня поверх своих очков в роговой оправе и сказал: “Теперь слушайте меня, женщина! Я хочу, чтобы Вы выполнили в точности то, что я велю Вам сделать. В точности! Забудьте все правила приема пациента, которым вас учили. Меня не волнует, что будет говорить Вам Ваша старшая медсестра. Не раздевайте его. Не давайте ему полагающуюся при приеме ванну. Забудьте об анализе мочи. Ничего не делайте — Вы меня поняли? Ничего! Меня не волнует, если он обмочит всю кровать, или затошнит все вокруг. Не меняйте ему белье. Меня не волнует, если он будет лежать на полу. Оставьте его там. Важно только одно — он захочет выпить — я имею в виду виски. Скажите ему, что он получит все, что захочет, только если он выпьет унцию паральдегида[17] перед тем, как получит свой виски. Запомните — по одной унции каждого — паральдегид, затем виски.

И запомните, женщина, забудьте, что Вы медсестра. Я напишу Вам приказ, чтобы у вас не было неприятностей. Поместите его в 306 палату. Они знают об этом внизу. Я вернусь завтра утром”. С этим он зашагал по коридору, в своих диких носках, как обычно торчащих из‑под штанин его синих хирургических брюк.

Диковинный пациент действовал именно так, как предсказал доктор Боб. Вскоре он стал орать и требовать выпивки. Он получил паральдегид и виски, свернулся калачиком на полу и захрапел, страдая недержанием мочевого пузыря.

Через три часа процедура была повторена, и перед тем как уйти с дежурства, я заглянула к нему. Ему каким‑то образом удалось забраться в кровать, но он помахал мне, чтобы я уходила, сказав при этом: “Я не буду больше пить эту чертову белую дрянь”.

И не стал. Мне велено было не заходить к нему в палату, пока он не зажжет лампочку вызова. Но каждый день я заглядывала к нему, и всегда кто‑нибудь сидел у края его кровати, иногда по несколько человек, включая женщин. Затем, в какой‑то день он зашел в процедурную, где я промывала шприцы. Определенно это уже был совсем другой человек! У него были ясные глаза, он был выбрит и улыбался. И не только это, он был вежлив и, совершенно очевидно, хорошо образован.

Наиболее пикантной деталью в этом человеке было, однако, то, как он говорил о своей проблеме пьянства. Он даже не выглядел несчастным. Он сказал, что теперь он знает, что все наладится. У него была надежда! Он рассказал мне также, что он адвокат, и что он родился на Юге…

Я больше ничего не знаю об этом пациенте до сегодняшнего дня, но знаю, что мне представилась редкая возможность увидеть моего любимого доктора Боба в действии — несущим чудесное послание». Такое же послание было донесено и самой Бетти, спустя почти 35 лет.

В дополнение к госпитализации и признанию, были, без сомнения, и другие обязательные вещи, хотя даже доктор Боб и Билл могли не знать, какие именно. Но поскольку это была экспериментальная программа, и им было интересно, что именно будет работать — например, прагматический подход, упомянутый Уильямом Джеймсом — процедуры менялись или модифицировались по мере того, как продолжалась работа.

«Видите ли, в те дни мы пробирались наощупь в темноте, — говорил доктор Боб. — Мы практически ничего не знали об алкоголизме».

Боб понимал, что дух служения был исключительно важен для его собственного выздоровления, но он вскоре обнаружил, что он должен быть дополнен также некоторыми знаниями. Он вспоминает, как он разговаривал пять или шесть часов с одним человеком, лежащим на койке в госпитале. «Я не знаю, почему он вообще это выдержал, — говорил он. — Должно быть, потому, что мы спрятали его одежду.

Тем не менее, я вдруг понял, что я, вероятно, знал не очень много о том, о чем я говорил. Мы распоряжаемся тем, что у нас есть, и в том числе нашим временем. Похоже, я не очень хорошо распоряжался своим временем, если у меня ушло шесть часов, чтобы рассказывать что‑то этому человеку, когда мог бы сказать это за час, если бы хорошо знал то, о чем говорил.

Медицинские учебники также не очень помогали, — говорит Боб. — Обычно, информация состояла из описания сомнительных процедур, применяемых при белой горячке, если пациент зашел так далеко. Если нет, то вы выписывали ему некоторое количество бромидов и читали парню хорошую лекцию».

Комментируя их собственное кислокапустно–томатно–сиропное «лечение», доктор Боб говорит: «Конечно, позже мы поняли, что диетные ограничения имеют очень небольшое отношение к поддержанию трезвости».

Это прозвучало так, будто он легко и элегантно отказался от своей особенной дополнительной диеты; но Эрни вспоминает, что Билл и Док стремились испробовать все, что могло бы уменьшить тягу к виски, и отмечает, что это отнимало немало времени.