Доктор Ахтин. Бездна - [36]

Я снова приближаюсь к краю бездны, но только теперь она совсем другая — и в битве, которая скоро состоится, не будет победителей и побежденных. Даже бездна останется ни с чем.

Я чувствую, что Валентин смотрит на меня. Он лежит боком, поэтому ему не надо шевелиться — просто открой глаза и смотри. Он слушает ночь и ждет. Он ненавидит и бесится от ярости. Он хочет убивать, и пока не делает этого, потому что боится.

Валентин так же далек от вожака стаи, как трусливый шакал отличается от благородного волка. Мне нет необходимости открывать глаза, чтобы встретиться с ним в открытой битве. Главное, не подставлять открытую спину, и не убегать.

Когда Валентин почувствует страх, он нападет.

Если он ощутит панику…

Он надеется, что это мгновение придет, но он не знает, что такое созерцать бездну.

Я лежу на спине и ровно дышу. Бессонница, мой верный спутник последних лет, не дает моему сознанию расслабиться, и, наверное, это хорошо.

В мире теней надо всегда быть готовым к битве.

И не важно, слаб противник, или превосходит тебя по силе. Победят тебя, или победишь ты. Умрет твой враг, или умрешь ты. Нет никакой разницы, потому что важен не результат, а сама битва. Бесконечный и неизбежный процесс выживания на пути к Богу, с именем которого тени бредут стадом в неизведанную даль. Отойдя в сторону и пытаясь найти свою дорогу, считая себя другим и свободным от стада, ты все равно продолжаешь прокладывать путь через преграды и препятствия, оставляя за спиной мертвых врагов и собственную кровь.

Именно это дает возможность смотреть в пропасть с удовольствием.

Именно в этом притягательность бездны.

5.

Подойдя к поликлинике, Мария Давидовна обратила внимание на молодых людей. Девушка в яркой куртке что-то эмоционально говорила парню с бутылкой пива в руке, а он равнодушно отмахивался. Приблизившись к ним, она услышала:

— Фигня, все бабы делают аборты. А потом рожают. Хрень всё, что ты мне тут говоришь.

Мария Давидовна вздохнула, — ничего не меняется в этом мире. Аборт не считается убийством, а рождение новой жизни — чудом. Молодым не свойственно заглядывать далеко вперед, — они уверены, что вся жизнь впереди, и будет так, как они хотят, совсем не ожидая от жизни подвоха.

К кабинету ультразвуковой диагностики она пришла вовремя.

— Вы — Гринберг? — спросила врач с короткой стрижкой и в возрасте около сорока лет. Она пригласила её внутрь и показала, где раздеваться.

Постелив пеленку на кушетку, Мария Давидовна подняла вверх блузку, освободив живот, и легла.

— Ну, как дела? Ничего не беспокоит? — спросила врач с улыбкой. Она выдавила на живот специальный гель и датчиком размазала его нижней части живота.

— Все хорошо, — улыбнулась в ответ Мария Давидовна, — ранний токсикоз практически прошел.

Врач перевела глаза на монитор, и стала пристально изучать изображение. Губы шевелились, словно она что-то мысленно говорила. Застывшая на лице улыбка казалась приклеенной маской.

— Что там, доктор? — не удержавшись, спросила Мария Давидовна.

— Ребенок, — односложно ответила врач.

— И как он?

Врач ультразвуковой диагностики утомленно вздохнула, всем своим видом показав, что она услышала очень глупый вопрос, повернула монитор так, чтобы пациентка могла видеть изображение и сказала:

— Всё, как обычно, мамаша. Вот, смотрите. Ручки, ножки на месте. Вот голова. Смотрите и не мешайте мне пока.

Она продолжила шевелить губами, водить датчиком по животу и левой рукой нажимать на кнопки стоящего перед ней аппарата.

Мария Давидовна широко открытыми глазами смотрела на черно-белое изображение, где не совсем понятные очертания маленькой человеческой фигуры находились в постоянном изменении, словно ребенок пребывал в бесконечном и неутомимом танце. Она на мгновение увидела, как плод крутит головой, как поджатые ножки распрямляются. И тут же поняла, что, наверное, это были не ножки, а ручки. Затем тело перетекло в боковое положение, словно плод совершил очень пластичное танцевальное па, и теперь она даже не понимала, что какие части тела видела на мониторе.

— Ну, вот, теперь можно и поговорить, — наконец-то сказала врач, и убрала датчик, — своей пеленкой сотрите гель с живота и одевайтесь.

Врач переместилась за стол и стала писать в диспансерной книжке.

Мария Давидовна быстро привела себя в порядок и села рядом.

— Судя по размерам плода, беременность сейчас тринадцать недель. Голова, тело, ручки и ножки присутствуют в обычных местах, — улыбнулась врач своей шутке, — кости лицевого черепа в норме, воротниковое пространство полтора миллиметра.

— А кто там, мальчик или девочка?

— Так, я думала, что разговариваю с человеком, имеющим медицинское образование, — усмехнулась врач, — а вы такие же глупые вопросы задаете, как и все остальные беременные женщины.

— Да, конечно, — кивнула Мария Давидовна, — я просто подумала, что, может, вы случайно увидели пол плода.

— Нет. Держите свою карту, и идите. Ваш врач всё вам объяснит.

Мария Давидовна сказала спасибо, взяла свою карту и вышла из кабинета.

Тринадцать недель или три месяца и одна неделя.

Много это или мало?

У неё прошел ранний токсикоз, и теперь она кушала всё, что хотела. По утрам не тошнило, аппетит присутствовал даже после того, как она плотно поест, но, главное, снова хотелось жить. Она с удовольствием ходила на работу, хотя теперь выполняла свои обязанности без особого энтузиазма, отказывая в консультациях и освидетельствованиях, где могли обойтись без неё. Она с радостью шла домой после работы, даже зная, что в четырех стенах её никто не ждет, — тот, с кем она могла поговорить и о ком она заботиться, всегда был с ней.