Договор - [52]

"Наконец-то у вас хоть одна неглупая идея сегодня, — сказал Мулен, — идем".

В "Бешеной кобыле", наблюдая восхищенным взором за красивой чернокожей стриптизершей, вяло раздевающейся под сонную музыку, я вновь принялся думать о Сегое и мысленно рассуждать, стоит ли делиться своими раздумьями с Муленом. После раздумий и зрелых размышлений решил, что не стоит. Я тогда решил, что вообразил себе невесть что и просто скверно во всем разобрался, а интерес Мулена носит случайный характер… Но, как показали последующие события, моей оплошности не было, и я оказался прав в своих подозрениях.

Я молча слушала, заинтригованная новой информацией.

— Намного позже, уже в Москве, я подарил кольцо Григорию. Я был многим ему обязан, а он тогда пребывал не в лучшей своей форме — впадал в меланхолию, тоску, депрессировал. Да вы и сами все прекрасно знаете, ведь читали его досье. От моего подарка он тогда был просто в восторге, а я — спокоен, что столь сильный артефакт попадет в надежные руки. Я за себя не всегда могу поручиться, а Григорий прекрасно управлялся с вещами подобного рода. Вообще-то именно его, а не меня, должны были избрать Великим Мастером. Но судьба… Да. Ну вот, а после очередного омоложения Мулен перебрался в Москву и стал именоваться Мельниковым. Он завладел информацией, еще по Парижу, которая могла быть истолкована как нарушение Договора мной и Григорием. Несмотря на то, что у нас у всех были тогда совсем другие имена — в документах фигурировали французы — он как-то все понял. Детали уже не важны, главное то, что никакие наши действия на Мельникова влияния не оказывали, мы попали в полную от него зависимость. А я предать Григория не мог. Странно, да? Я с самого начала был против принятия Мельникова в Круг. Но молодые настояли. Потом он начал нас шантажировать. Постепенно он стал контролировать всю работу Московского Круга, постоянно вмешивался в наши дела и проводил нужные ему решения. А когда он велел принять постановление относительно Ирины, я, как мне тогда казалось, все понял, но поделать уже ничего не смог. Я тогда ошибочно подумал, что Ирина — дочь Мельникова. Круг большинством проголосовал "за", и эту девчонку приняли. Она была всецело в руках Мельникова, и он вертел ею как хотел. Никто не знал, что они состоят в интимных отношениях, это удалось выяснить только вам. Да. Вот тут-то все и прояснилось, встало на свои места. Последним штрихом явилось найденное вами кольцо. Мы его прозевали, поскольку в протоколах фигурировал "перстень из серого металла под старину" и "старинный кинжал". А все было наоборот. Мы искали именно этот кинжал, такой действительно был в коллекции Филиппова, и он куда-то пропал, так до сих пор и непонятно — куда. Ведь вы его не видели в списке вещественных доказательств?

— Не видела. Он там отсутствует. И в хранилище его нет.

— Я подозревал или Ирину, или Григория. После самоубийства Григория я почти не сомневался, что убийство Филиппова — дело рук Ирины. Но она так здорово доказала тогда свое алиби, что никто даже не заподозрил ее вмешательства. Да. А Мельников летел в Америку, в самолете его видели, и вообще никто на него не подумал. Ирина сама никогда бы не справилась без этого инструмента. Это кольцо — очень мощный артефакт.

Камень играл под светом настольной лампы, искрился и сверкал, испуская яркие блики и отсветы. Великий Мастер молчал, задумчиво глядя на кольцо, лежавшее на его столе.

— Как это произошло? — Наконец спросил он. — Расскажите все сначала.

— Вы же и так все уже знаете, — ответила я.

— Я хочу послушать из ваших уст. Последний раз.

— Хорошо. Только объясните мне одну вещь. Это камень… Шпинель, вы сказали? Это что?

— Это и есть один из знаменитых кристаллов Сегоя. То, что вы видите — это не огранка, а грани кристалла. Некоторые сложные оксиды алюминия образуют кристаллы, способные хранить и накапливать информацию. Их используют в качестве информационного носителя при создании матрикатов, при изготовлении инструментов особого рода и как очень мощное психосуггестивное оружие. Именно таким оружием и является это кольцо. Я думаю, что вы уже и сами давно догадались, какого рода "украшение" попало к Вам в руки.

— А что все-таки случилось с Сегоем?

— До сих пор никто толком не знает. Есть у меня некоторые догадки. Не просто догадки, как вы понимаете, а весьма основательные предположения. Сегой был одержим идеей, что наше пространство — только одно из проявлений более сложного мира. И, проведя определенные манипуляции, в особом месте и в особое время, можно попытаться проникнуть в другой мир, существующий параллельно нашему. А может, и не параллельно, а перпендикулярно, кто знает? Я считаю, что произошел несчастный случай — проводя этот эксперимент, Сегой погиб.

— А может, он все же прошел?

— Вряд ли. И потом. Если он и прошел, то где вышел? Где гарантия того, что Сегой появился в условиях пригодных для человека? И почему он не вернулся?

— Не смог?

— Не смог. Для всех нас он погиб.

— У него были ученики?

— Вы догадливы. Я в вас не ошибся. У него было три ученика.

— Это вы, Мельников и Григорий Петрович?