Догма кровоточащих душ - [24]

Весь мир сплетен из света и тени, из анимы и техиру. Кто-то разбил глиняный кувшин, и теперь мертвые осколки перемешались с истинным светом творения. Сквозь тьму видны блестки света, они потрясающе красивы, хочется напрячься, оттолкнуться от бескрайнего, необозримого поля, усеянного мертвыми телами, и лететь туда, в другие пространства, к более теплым и счастливым мирам.

Где же вы, Тэнри и Агатами?

Мы здесь, мы здесь!

Тогда вперед! Прочь отсюда! Никки-химэ ждет нас!

26

Было темно и холодно. И еще больно. Очень больно.

- Я умираю? - спросила Сэцуке

Над ней кто-то склонился. Девочка почувствовала теплое дыхание на своем лице.

- Я умираю?

- Да, Сэцуке, ты снова умираешь...

Снова? Почему - снова?

- Мне не удалось защитить тебя, - грустный голос.

- Я не хочу больше умирать, - сказала Сэцуке. - Сколько раз это уже происходило?

- Два раза, - чужое дыхание почти обжигало холодеющие щеки.

- Зачем? Зачем?

- Ты очень важна для всех нас, Сэцуке.

- Значит я снова буду... снова буду живой?

- Да. То, что произошло, окажется лишь сном... наваждением... забытым воспоминанием...

- И никто о нем не будет знать?

- Да, Сэцуке, никто не будет знать, не будет помнить. Мы вырвем эту страницу из книги бытия...

- Я не хочу больше умирать...

- Ты не будешь... Я обещаю.

- Кто ты?

Темнота.

- Ты слышишь меня?

- Да, я слышу тебя.

- Здесь очень темно... я не люблю темноты... пусть будет свет...

- Я сделаю все так, как ты хочешь, Сэцуке. Да будет свет!

И стал свет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СЭЦУКЕ

1

Сэцуке проснулась. Теплый свет давно щекотал лицо, но ей не хотелось открывать глаза, выныривать из обжитых вод минувших снов, неразборчивых, смутных, как промокшие под дождем рисунки, но притягательных своей загадочностью и недосказанностью. Щекочущие паутинки утра отвлекают от мыслей о прошедшей ночи, словно ревнуют Сэцуке к Черной Луне - властительнице ночи и повелительнице снов.

Вставай, Сэцуке, вставай, пора браться за дела! Разве у нее есть какие-то дела? - удивляется Сэцуке. Хитрый свет! Свет - обманщик! У Сэцуке не может быть никаких дел! Единственное ее дело - лежать под одеялом и смотреть в потолок.

Ха, вот я и открыла глаза, удивляется Сэцуке.

В дверь стучат.

- Сэцуке, пора вставать!

Папа. Теперь она живет с папой. Хотя, почему - теперь? Странная мысль. И... и почему-то пугающая. Как будто жить с папой - опасное занятие для нее. Разве они не жили все время вдвоем? Хм... А где тогда мама?

Сэцуке отбрасывает одеяло и садиться. Деревянный пол холодит ступни ног. Где-то есть тапочки, но искать пока не хочется. Хочется спокойно посидеть, обняв ноги и положив подбородок на колени. Сидеть и смотреть на полки с расставленными книжками, игрушками и множеством другой ерунды. Творческий беспорядок. Вот как это называет папа. Творческий беспорядок.

Снова стук.

- Я встала, папа!

- Очень хорошо.

Хорошо. Любимое папино слово. А еще - "посмотрим". Папа, купи мне игрушку! Посмотрим. Папа, а можно мне... Посмотрим. Веское, строгое и, на первый взгляд, какое-то необязательное слово. Точнее - в иных устах оно было бы необязательным, но только не в папиных. Вот если бы она, Сэцуке, переняла его привычку впопад и невпопад говорить "посмотрим", то это бы точно выглядело верхом необязательности! Зато у папы каждое "посмотрим" - замена слова "да". Или "нет". В зависимости от обстоятельств и меры глупости просьб Сэцуке.

Сэцуке внезапно замерзла. Утро как всегда обмануло. В нем не было тепла, лишь морозное дыхание глубокой осени. Девочка вскочила, обхватила себя за плечи и на одной ноге поскакала по комнате. Где же тапки? Где эти маленькие розовые уродцы с крохотными ушками и смешными пятачками? Куда она вчера их закинула?

И вдруг - вновь что-то схватило, сжало сердце - стылая рука страха, ужаса перед чем-то неведомым, непонятным, что скрывается внутри даже самой обыкновенной вещи. Нога подламывается, и Сэцуке со всего маху падает на пол. Не больно, но ужасно громка. Как коробка, набитая стеклянными игрушками.

- Что случилось? - спросил папа.

- Все в порядке! Ищу тапочки! - крикнула Сэцуке и хихикнула. Надо же. Хороший способ искать тапочки. Но отсюда, с пола, комната имеет совсем другой вид. Как будто злая волшебница превратила Сэцуке в крохотную мышку, и теперь крохотная мышка с изумлением оглядывает свои бывшие владения - кровать, длинные полки вдоль стены, стол с подмигивающим экраном "Нави", стул, через спинку которого перекинут ремень школьной сумки, висящая на плечиках форма, которая Сэцуке, когда она была еще девочкой, а не мышкой, ужасно не нравилась.

Уродство, а не форма. В монастырях и то, наверное, такую бы постеснялись давать монашкам. Одна юбка ниже колен чего стоит! А еще дурацкие помочи, как будто без них все это фиолетовое убожество сползет вниз. А может, и сползет. Кто его знает. Надо бы примерить. Повертеться перед зеркалом. Показать самой себе язык.

- Сэцуке!

Ну все, сейчас ей устроят "растяжение резины". Папа так и скажет: "Резинщица". Что значит - любительница тянуть резину или попусту тратить время. Смачное словечко. Хотя "тормоз" - тоже неплохо. Но грубо. Почему-то. Вот кто объяснит - почему "резинщица" звучит лучше, чем "тормоз"? Или "тормознутая", "заторможенная"? Одинаковые слова, не имеющие прямого отношения к человеку. То есть, к ней, Сэцуке.