Дочери Темперанс Хоббс - [8]
Конни проживала на втором, парадном этаже здания. Его выступающие окна выходили на Массачусетс-авеню и упрямый еле живой розовый куст. С одной стороны, парадные залы позволяли наслаждаться высокими потолками и изящными каминами, а с другой – заставляли терпеть уличный шум и копошение мышей. Как правило, по утрам Конни будила болтовня автомехаников, доносившаяся из-за окна с надтреснувшей рамой, либо тянущийся из кухни аромат свежесваренного кофе.
Она вставила ключ в замочную скважину – тихонько, дабы не потревожить сон соседей. Раздался щелчок, и Конни нырнула в мрачную гостиную, бросила забитую работами аспирантов сумку на пол и закрыла за собой дверь. Не прошло и секунды, как к лодыжкам Конни прикоснулись шерстяные лапы, а ноги защекотали мягкие усы. Этого соседа не проведешь.
– Привет, Арло, – прошептала она, наклонилась к прыгающему от радости питомцу и приподняла его. Пес оперся лапами о плечи хозяйки и принялся лизать ее щеки. – У меня проблемы, да? – спросила Конни небольшого песика.
Тот шлепнул ее хвостом по бедру.
– Ох-ох-ох…
Темное помещение освещалось тусклым свечением синих и оранжевых уличных огней. Конни разглядела на журнальном столике пару пивных бутылок. Там же стоял и раскрытый ноутбук, переведенный в спящий режим. На спинку дивана накинута клетчатая рубашка – признаки ожидания, окончившегося разочарованием.
Конни на цыпочках, с Арло под мышкой, прокралась мимо двери спальни. Та была отворена. Внутри – темнота. В самый неподходящий момент половица под ногой предательски заскрипела, и Конни замерла.
Послышался шорох простыней, к счастью, быстро сменившийся тихим храпом. Конни продолжила пробираться к кухне, расположенной в дальней части жилища.
Добравшись до места назначения, Конни включила свет, опустила Арло на пол и направилась к холодильнику. Она умирала от голода.
В пабе они с Зази разделили на двоих порцию начос под сырным соусом. Молодая аспирантка, уроженка Техаса, громко насмехалась над пародией на настоящие кукурузные чипсы. И тем не менее закуска была с удовольствием съедена до последнего кусочка. Пусть и отвратительно, зато как сытно! И вот, спустя короткое время… ладно, может, и не слишком короткое… Конни снова готова слопать слона!
Ладонь профессора опустилась на ручку холодильника, а взгляд – на закрепленный на дверце магнитно-маркерный планшет, помогающий вести учет расходов на хозяйственные нужды и не забывать оплачивать ежемесячные счета. Конни обратила внимание на свежую надпись. Зажав конец косы между носом и верхней губой, она прочитала:
«Звонила Грейс. Просила перезвонить как можно скорее. Даже если поздно».
И чуть ниже заглавными буквами:
«ЕЩЕ ГРЕЙС СЧИТАЕТ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПОМЕШАЛО БЫ КУПИТЬ ТЕЛЕФОН».
– Ты видел это, приятель? – Конни огляделась в поисках Арло, но тот уже куда-то исчез.
В холодильнике нашлись хлеб, майонез, немного горчицы и тонко нарезанная ветчина, которая вроде была еще ничего. Конни отыскала возле раковины чистую тарелку и принялась собирать бутерброд.
Она сильно сомневалась, что мама хочет сказать ей что-то действительно важное и срочное. Как-то Грейс Гудвин набирала номер дочери шесть раз подряд, настойчиво оставляя голосовые сообщения. Конни не на шутку обеспокоилась и перезвонила матери на пятнадцатиминутном перерыве между занятиями, чтобы выяснить, что же такое стряслось. Оказалось, у мамы погибли помидоры и она попросту сильно расстроилась.
– Помидоры? – изумилась тогда Конни. – Боже, мама! Помидоры?
– Негибридный сорт! – невозмутимо ответила Грейс, словно это оправдывало поднятый ею переполох.
Грейс растила Конни в одиночку в одном из захудалых фермерских домов Конкорда, в духе анархо-синдикализма[9]. Конни не была уверена, что мать знакома с данным термином, но это и не важно. Когда дочь повзрослела, Грейс, повинуясь зову сердца, отправилась в административный центр Нью-Мексико – в город Санта-Фе. Там она чистила ауру, выращивала суккуленты и активно возмущалась, что Конни не желает познавать себя. Несколько лет подряд мать и дочь обменивались короткими фразами по телефону. Точнее, Конни высказывалась кратко, а Грейс могла часами рассуждать на возвышенные темы, которые мало интересовали ее образованную дочь-рационалистку. Позже, после того самого кошмарного лета, когда Мэннинг Чилтон разрушил все планы Конни, Грейс внезапно смотала удочки и переселилась на Восток. Сейчас она проживала на Северном побережье Массачусетса в доме своего детства, откуда до Кембриджа было около часа езды. Близко, но как будто бы и далеко.
Конни утопила лезвие ножа в бутерброде, аккуратно разрезая его на две половины. По-видимому, пора наведаться к Грейс с визитом.
Стена, отделявшая кухню от спальни, была отделана старой штукатуркой с добавлением конского волоса для прочности. Она потемнела и пошла буграми, ведь ремонта этот дом не видел уже долгие годы. Там, за обшарпанной перегородкой, спал разочарованным сном еще один обитатель этого скромного жилья.
Да, завтра определенно нужно навестить Грейс.
Конни откусила бутерброд и принялась пережевывать. От вкуса мяса во рту на нее накатил приступ отвращения, она метнулась к раковине и выплюнула его. Открыв кран, Конни подставила разомкнутые губы под струю. Вода была приятной, охлажденной в замерзших трубах. Интересно, как там Грейс в своем старинном доме? Доме, построенном задолго до открытия электрического тока и изобретения водопровода. Проведенный там водопровод был сравним с внезапно отросшей третьей рукой у человека – непрошенный, озадачивающий, вроде бы полезный, но какой-то чужеродный. Временами создавалось впечатление, будто дом пытался отторгнуть благо цивилизации, словно занозу.
