Дочери принцессы - [35]

Хотя некоторые полагают, что я порой действую под влиянием одних эмоций, тем не менее я умею быть исключительно серьезной в вопросах, касающихся женских проблем. Однажды одного мудрого человека спросили, что, на его взгляд, самое трудное в жизни. Он ответил: «Познать себя». В то время как другие могут в чем-то сомневаться относительно меня самой, то уж я-то сама свой характер знаю. Конечно, нельзя отрицать того, что я слишком часто действую необдуманно, но именно благодаря такой необдуманности и стихийности я могу вести борьбу с теми, кто командует женщинами в моей стране. И я могу сказать, что добилась некоторого успеха в отказе от условностей.

Теперь, вспомнив о временном беспорядочном помешательстве Лаван на нездоровом фундаменталистском фанатизме, я придавала огромное значение безрассудному увлечению дочери нашей религией.

Я свято верю в Бога пророка Магомета и почитаю его, но тем не менее считаю, что все любящие, сражающиеся, страдающие люди живут той жизнью, что угодна Ему. И у меня нет ни малейшего желания, чтобы мой ребенок поворачивался спиной к жизни со всеми ее проблемами и устраивал свое будущее в соответствии с суровым аскетизмом воинственного понимания нашей религии.

Я бросилась к мужу и на одном дыхании выпалила:

– Амани молится!

Карим, спокойно читавший Коран, посмотрел на меня так, словно я окончательно свихнулась.

– Молится? – переспросил он с недоумением. Ему явно было непонятно мое крайнее возбуждение всего лишь из-за того, что дочь еще раз решила обратиться к Аллаху.

– Да! – закричала я. – Она изводит себя молитвами. Пойдем! Посмотришь сам!

Карим с сожалением положил Коран на стол и с выражением недоверия на лице, разозлившим меня, последовал за мной.

Когда мы вошли в коридор, ведущий к дверям комнаты Амани, до нас стали доноситься звуки ее голоса, то усиливающиеся, то затихающие, в зависимости от страстности произносимых слов.

Карим бросил меня и ворвался в комнату Амани. Дочь обернулась, и мы увидели искаженное болью и печалью, изможденное лицо.

Карим мягко заговорил:

– Амани, сейчас самое время для тебя лечь и отдохнуть. Иди в постель. Сейчас же. Через час мама разбудит тебя, чтобы ты смогла поесть.

Она ничего не ответила, только лицо ее приняло испуганное выражение. Поддавшись уговорам Карима, она легла поперек кровати, не снимая одежды, и закрыла глаза.

Я видела, что губы нашего ребенка продолжали шевелиться, произнося безмолвную молитву, выговаривая слова, не предназначенные для моих ушей.

Карим и я тихо вышли из комнаты, оставив дочь одну. Когда в гостиной мы пили кофе, Карим признался мне, что это его мало беспокоило и что он скептически воспринимал мой преувеличенный страх относительно того, что Амани впала в средневековый фанатизм, омраченный мыслями о грехе, страданиях и аде. Некоторое время он сидел молча, а затем объявил, что мое понимание происходящего напрямую связано с неприкрытым осуждением Лаван порочности человеческой натуры. Он сказал, что всплеск религиозных чувств Амани не имеет ничего общего с помутнением рассудка, а был, очевидно, связан с избытком эмоций во время хаджжа.

– Увидишь, – пообещал он, – как только мы вернемся к обычной жизни, Амани снова вспомнит о своем пристрастии собирать блудных животных, а от ее религиозного фанатизма не останется и следа. – Карим улыбнулся и попросил меня о маленьком одолжении: – Султана, пожалуйста, позволь Амани спокойно уйти от проблем повседневной жизни и побыть наедине с Аллахом. Это долг всех мусульман.

С недовольным выражением лица я согласно кивнула. Почувствовав слабое облегчение, я надеялась, что Карим был прав.

Все же не пуская такое важное дело на самотек, в своих вечерних молитвах я многие часы умоляла Аллаха, чтобы Амани снова стала тем ребенком, которым была до участия в хаджже.

Всю ночь меня мучали кошмары; мне снилось, что наша дочь сбежала из дома и вступила в экстремистскую религиозную организацию в Омане в Иордании, члены которой обливали бензином одежду работающих мусульманок, поджигали и уничтожали тех, кого считали атеистами.

Глава 6. Хаджж

Арабские страны теперь пойдут путем Ирана. Египет не падет одним из первыхг но непременно падет. Женщины первыми пострадают от потери прав человека, Нам, женщинам, человеческие права впервые были предоставлены Насером, а потом Садатом. В судах уже отменили гуманный закон, дающий женщине право разводиться с мужем, берущим себе вторую жену. Египтянки даже страшатся подумать о том, что еще им предстоит пережить, по этому поводу они даже зачастую шутят, что мы скоро разделим злосчастную судьбу наших саудовских сестер.

Замечания египетской феминистки, участвовавшей в паломничестве во время хаджжа 1990 года, оброненные ею в беседе с Сарой.

Я решила, что Аллах, должно быть, услышал мои настоятельные молитвы, потому что следующим утром Амани вела себя как обычно. Казалось, что сон стер с ее лица апофеоз страданий, который так напугал меня вчера вечером. Она хихикала и шутила с сестрой во время завтрака, к которому подали свежий йогурт, дыню и оставшийся с вечера кебаб.

Водитель отвез нас в Долину Мины, находящуюся примерно в шести милях к северу от Мекки. Нам предстояло провести ночь в Мине, в палатке с кондиционером и прочим современным оборудованием, о котором позаботился Карим. Проведя ночь в Долине Мины, наша семья будет готова к предстоящему утру, которое начнется для нас очень рано. Детей такая перспектива очень радовала, поскольку никогда раньше мы не ночевали в долине.