Дочери Ганга - [148]

Если Ратна спрашивала дорогу, они с неохотой отвечали ей, а после провожали женщину испуганным взглядом. Некоторые крестились. Шепот нарастал, словно шелест дождя. Но если прежде Патриция Блэйд, узнав об этом, сгорела бы от стыда, то теперь ей было все равно.

Индианка с ребенком остановилась возле ее дома. Женщина долго осматривалась, не решаясь войти, а потом наконец толкнула калитку.

Небольшой сад напоминал кусок пустыни: земля потрескалась и запеклась, пожухлые листья слабо трепетали на ветках. Ратна подумала, что, если бы ее попросили остаться, она возродила бы сад, но женщина знала, что никто ничего подобного ей не предложит.

На веранде появилась мать Джейсона. Увидев индианку, она бросилась к ней с таким выражением лица, какого Ратна никак не ожидала увидеть.

– Боже мой! Ты! И мой внук! Не знаешь ли ты что-либо о Джейсоне?!

Патриция шарила взглядом по лицу Ратны, словно надеясь увидеть на нем нечто обнадеживающее, но та лишь покачала головой.

– Входи, – пригласила свекровь, и индианка нерешительно переступила порог незнакомого жилища.

Точно так же, как Джейсон в свое время понял, что его жены нет в этом доме, Ратна сразу же осознала, что его давно тут не было.

– Садись. Вы, должно быть, устали и хотите есть? Чего желает Айрон? Молока, чая или сахарной воды? Сейчас я все приготовлю.

Малыш удивленно таращился на бабушку: люди, которых он привык видеть, выглядели совершенно иначе.

– Ничего не надо. – Ратна поразилась тому, насколько ей сложно подбирать английские слова. Она поймала себя на мысли, что разговаривает с сыном (а иначе и быть не могло!) только на хинди. Похоже, рано или поздно Айрон совсем позабудет язык своего отца.

– Ты, наверное, сердишься на меня? Я за все поплатилась, – с горечью произнесла Патриция. – Джейсон исчез, как в воду канул. Если б он только вернулся, я бы не стала вам мешать! Благословила бы ваш брак и пресекла бы все сплетни.

Ратна смотрела на свекровь, а та – на Айрона, словно пыталась разглядеть в нем частичку своего пропавшего сына. Каким-то шестым чувством индианка догадалась, насколько трудно было матери Джея произнести все то, что она сейчас сказала.

Ратна не знала, как выразить свое сожаление и дать понять, что она не держит на свекровь ни малейшего зла. Как бы глубоко она ни проникла в душу этой белой женщины, та все равно оставалась для нее непонятной. Как и Джейсон, она пришла к выводу, что в конце концов не смогла бы существовать в его мире. А он был не в состоянии пересечь невидимую границу, чтобы навсегда поселиться там, где обитала она.

– Прошу тебя, – прошептала Патриция, когда Ратна покидала ее дом, – если ты когда-нибудь найдешь моего сына, приведи его ко мне!

Индианка обещала. Это было меньшее, что она могла сделать для осиротевшей и почти отчаявшейся женщины, хотя сама чувствовала себя не лучше. Ратна знала, как исчезают люди. Запутываются в паутине дней, теряются в непонимании собственной жизни. Каждый должен служить богам так, как это у него получается лучше всего. Но далеко не все представляют, кем они являются на самом деле.

Она осознавала все это, хотя не могла выразить словами. Она знала только, что отныне ее существование будет пронизано молчаливой молитвой о том, чтобы Джей нашелся. Ратна не подозревала, что ее просьба дойдет до богов лишь через несколько лет.

Глава XXXVI

– Что это у тебя, бабушка? – спросил быстроглазый шустрый мальчик, кивнув на книгу, и Флора Клайв прочитала: – «Братья мои, существует на свете темный юноша, играющий на флейте. Я постоянно вижу его рядом с собой, куда бы ни шел. Куда бы ни обращался мой взгляд, я вижу Кришну. Я не могу без того, чтобы не повторять его имя».

– Кто это написал?

– Чайтанья[114]. Он сочинил много песен во славу бога Кришны.

Мальчик серьезно посмотрел на бабушку. Он одинаково хорошо говорил и читал по-английски и на хинди: и Грейс, и Флора строго следили за этим. По документам он назывался совсем иначе, но в семье его звали Дамар. Согласно индуистской традиции, зачастую у ребенка было два имени: официальное и домашнее. Как правило, второе было главным. О другом иногда даже не вспоминали. Флора, которая провела в Индии большую часть своей жизни, и Грейс, оставшаяся здесь навсегда, считали, что они вправе следовать местным обычаям. Что касается мнения окружающих, то им не было до него никакого дела.

Обитатели дома Флоры Клайв буквально дышали в одном ритме с этим ребенком. Никто не мог нарадоваться его появлению на свет. Больше всех его обожала бабушка; когда он стал старше, Грейс, которая не хотела, чтобы ее сын вырос избалованным, как восточный принц, приходилось сдерживать порывы ее безумной любви. Лучшие учителя, красочные книжки, дорогие игрушки, изысканные лакомства, пони – к услугам этого мальчика было буквально все.

Если сердце Флоры когда-то и было покрыто коркой равнодушия, то Дамар с легкостью взломал ее. Аура безысходности исчезла; хотя с некоторых пор старуха ходила с палкой, она словно помолодела на десять лет. Иногда Грейс думала о том, что в своей одержимости и жестокости тетка почти дошла до черты, однако не переступила ее и этим хотя бы отчасти спасла себя и свою душу.