Дочь Востока. Автобиография - [26]

— И ты полагаешь, что Совет Безопасности осудит Индию и потребует от не вывода войск?

— А как же? Сидеть и спокойно наблюдать, как расчленяют страну и убивают тысячи людей, — профанация их обязанностей.

— Тебе видней, Пинки. Ты у нас знаток международного права. Не буду спорить с выпускницей Гарварда. Но в политике баланса сил ты пока разбираешься слабо.

Сцены, пролетевшие перед глазами в течение четырех дней, когда отец безуспешно пытался спасти объединенный Пакистан, и сейчас у меня перед глазами.

Я сижу через два ряда от отца, позади него, в Совете Безопасности. 104 страны, входящие в Генеральную Ассамблею, а также Соединенные Штаты и Китай проголосовали за осуждение Индии, но под угрозой советского вето пять постоянных членов Совета Безопасности не могут прийти к соглашению даже по перемирию. После семи заседаний по Индо-Пакистанскому конфликту и дюжины проектов резолюций Совет Безопасности так и не пришел ни к какому решению. Все, о чем отец рассказывал, повествуя об эгоизме сверхдержав и манипуляции интересами стран третьего мира, происходит перед моими глазами. Пакистан — лишь мелкая карта в игре корыстных устремлений.

«11 декабря, 5.40. Наша армия сражается героически, но без поддержки с воздуха и с моря и при соотношении сил один к шести не продержится более 36 часов, начиная со вчерашнего дня». Перечитываю свои заметки тех дней, набросанные на бланке отеля «Пьер». На следующий день ситуация еще мрачнее: «6.30 утра. Посол Шах Наваз определил ситуацию как тяжелую. Единственный выход — вмешательство Китая при одновременном нажиме американцев на русских, чтобы предотвратить их вмешательство. Отец отправил телеграмму в Исламабад с просьбой продержаться не 36, а 72 часа. Генерал Ниязи (командующий нашей армией в Восточном Пакистане) обещает держаться до последнего человека».

12 декабря отец призывает в Совете Безопасности к перемирию, выводу индийских войск с пакистанской территории, размещению войск ООН для обеспечения безопасности мирного населения. Его призыв остается неуслышанным. Не веря своим ушам, слежу за оживленной дискуссией — в течение часа они толкут воду в ступе! — по «важнейшему» вопросу: назначить ли следующее заседание Совета Безопасности на 9.30 или на более удобные для любителей поспать 11.00. Пакистан тем временем погибает.

— Надо заставить Яхья начать боевые действия на западе, — внушает отец пакистанской делегации в своем гостиничном номере. — Наступление на западе отвлечет силы индийцев с востока, ослабит давление там. — Я соединяюсь с Яхья Ханом, но его адъютант сообщает, что президент почивает и будить его не велено. Отец хватает трубку.

— Вы не знаете, что идет война? Разбудите президента! — кричит он. — Он должен начать боевые действия на западе. Нужно немедленно ослабить давление на восток.

Какой-то западный журналист пускает утку о сдаче генерала Ниязи индийцам. Отец окончательно теряет терпение в переговорах с Яхьей.

— Немедленно опровергните слухи! — кричит он адъютанту. Яхья по-прежнему недоступен. — Как я могу чего- то добиться, если у меня не остается на руках карт!

Телефоны в номере отца звонят не умолкая. Однажды я принимаю одновременно звонок от госсекретаря США Генри Киссинджера по одной линии и от председателя делегации КНР Хуан Хуа по другой. Генри Киссинджер обеспокоен возможным вмешательством китайцев на стороне Пакистана. Отец обеспокоен их возможным невмешательством. Отец планирует уговорить Яхья слетать в Пекин в качестве последнего средства. Позже я узнаю, что Генри Киссинджер по всему Нью-Йорку тайком встречался с китайцами на явочных квартирах ЦРУ.

В номер отца приходит и уходит советская делегация. Затем китайская. После нее американская во главе с Джорджем Бушем. «Мой сын тоже в Гарварде. Звоните, если что-то понадобится», — говорит мне посол Буш, вручая визитку. Я сижу у телефона, принимаю нужные звонки, отбиваюсь от ненужных.

— Войдешь во время переговоров, — учит меня отец. — Когда будут русские, скажешь, что звонят китайцы. Когда придут американцы, скажешь, что на проводе китайцы или индийцы. И никому не говори, кто у меня. Один из употребительнейших приемов дипломатии — посеять сомнение. Никогда не выкладывай своих карт на стол.

Я выполнила распоряжения отца, но урока его не усвоила. Я всегда выкладываю карты на стол.

Этот дипломатический покер в Нью-Йорке, однако, резко обрывается. Яхья второго фронта не открыл, уже смирившись с потерей Восточного Пакистана. Китайцы так и не вмешались, несмотря на все заверения. Нанесли ущерб и преждевременные слухи о нашем поражении, даже когда выяснилась их ошибочность. Индийцы теперь знают, что наше военное командование в Восточном Пакистане готово к сдаче. Знают это и постоянные члены Совета Безопасности. Дакка обречена.

15 декабря я занимаю привычное уже место позади отца в зале заседаний Совета Безопасности. Его терпение подходит к концу, он по горло сыт стратегией невмешательства и проволочек.

— Невмешательства не существует. Вы, так или иначе, занимаете определенную позицию. — Он просто-таки тычет пальцем в делегатов Великобритании и Франции, которых их собственные интересы на субконтиненте заставляют воздерживаться при голосовании. — Вы либо за справедливость, либо за несправедливость. Либо за агрессора, либо за потерпевшего. Нейтралитет невозможен.