Дочь Великого Петра - [176]

Граф Иосиф Янович не торопился, так как знал, что императрица встает поздно и, как говорили про нее, превращает день в ночь. Быть может, такой же образ жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой заслуживал вследствие этого одобрение ее величества. Одевшись не торопясь, граф сел в карету и велел везти себя во дворец.

Императрица в бытность свою в Петербурге жила большею частью в своем любимом дворце у Зеленого моста (теперь Полицейский).

Он приехал во дворец, когда государыня только что окончила свой утренний туалет и изволила кушать кофе. Граф Свянторжецкий просил доложить о нем, как о явившемся по важнейшему секретному делу. Императрица приняла его в будуаре.

— Что скажете, граф? — встретила она его, милостиво протянув руку.

Он припал к руке императрицы долгим почтительным поцелуем и вдруг опустился на колени.

— Что такое, граф? — невольно оглянулась Елизавета Петровна, не ожидавшая этого коленопреклонения.

В будуаре никого не было. Дрожащим от волнения голосом начал граф свою исповедь. Он подробно рассказал, кто он такой, его побег от отца, принятие, по воле его матери, титула графа, не умолчал даже об источнике их средств — старом еврее.

Яркими красками описал он свой восторг по поводу встречи с не узнавшей его, но тотчас же узнанной им подругой его детских игр княжною Людмилой Васильевною Полторацкой, открытие поразившего его ее самозванства, беседу с убийцей княгини и княжны Полторацких — Никитой, сцену с Татьяной Берестовой, смешное положение, в которое последняя поставила его, мучения, которые переносил он от ее кокетства, и, наконец, решение обратиться к патеру Вацлаву за его чудодейственным средством. С рыданием описал молодой человек свое последнее свидание, когда молодая девушка умерла в его объятиях.

— Я предаю, ваше величество, как ваш верноподданный, мою голову в вашу власть. Велите казнить или помилуйте!

Он стоял на коленях, низко опустив голову.

Императрица сидела некоторое время в глубокой задумчивости.

— Вы знали, что это зелье смертельно? — спросила она после продолжительной паузы.

— Знал, ваше величество, хотя патер Вацлав сказал, что если употребить небольшую дозу, то у него есть средство восстановить силы.

— А вы употребили сильную дозу?

— Меня к этому побудило признание самой жертвы, что она привыкла с самого малолетства к сильному запаху цветов. Кроме того, я сознаюсь, что действовал под влиянием страсти, я был как в тумане и только сегодня ночью окончательно пришел в себя и понял весь ужас совершенного мною преступления.

Государыня снова некоторое время молчала. Граф стоял перед ней на коленях, не переменяя позы.

— Сын моего доблестного слуги, обратившийся к моему личному суду, не может быть предан суду обыкновенному, я ваш судья, и я, в свою очередь, отдаю вас на суд Божий. Вы сегодня же отправитесь в действующую армию и дадите мне слово русского дворянина, что не будете избегать опасности. Вашей храбростью вы заслужите прощение вашего отца и его признание вас своим сыном; если же Бог пошлет вам смерть, то это будет вашей казнью. Княжна Людмила Васильевна Полторацкая никогда не была Татьяной Берестовой, она покончила с собой самоубийством в припадке безумия. Вот мое решение. Встаньте, Осип Иванович Лысенко.

Императрица снова протянула ему руку. Он припал к этой руке, обливая ее горячими слезами.

— Идите! Приказ о командировке вас в распоряжение главнокомандующего действующей армией будет изготовлен через два часа.

Молодой человек встал и, поклонившись императрице низким поясным поклоном, вышел.

Вслед за ним государыне доложили о прибытии с докладом Сергея Семеновича Зиновьева. Государыня внимательно выслушала доклад о письме тамбовского наместника. Зиновьева поразило, что государыня задумчиво-печально смотрела на него, когда он кончил, и молчала.

— Я ходатайствую перед вами, ваше величество, арестовать самозванку и убийцу, — осмелился он заговорить первый.

— Слишком поздно, — заметила императрица.

Сергей Семенович посмотрел на нее с почтительным удивлением.

— Как же прикажете, ваше величество? — спросил он.

— Я говорю вам, слишком поздно. Она ушла от нашего суда. Над нею совершился Божий суд… Ваша племянница, княжна Людмила Васильевна Полторацкая, сегодня в ночь покончила с собой самоубийством в припадке безумия.

Пораженный Сергей Семенович Зиновьев, надо сознаться, ничего не понял. Он смотрел на государыню с немым удивлением.

— Вы разве не получали донесения о смерти княжны? — спросила императрица, увидев отразившееся на Зиновьеве ее сообщением впечатление.

— Никак нет-с, ваше величество, — мог только выговорить он.

— Вы его получите и должны при этом знать, что несчастная молодая девушка сама покончила с собой. Ее следует похоронить соответственно ее званию. На донесение наместника можете сообщить ему, что оговор убийцы не подтвердился. Вы меня поняли?

— Понял, ваше величество.

— Распорядитесь при этом выселить немедленно из России за границу живущего на Васильевском острове знахаря, именующего себя патером Вацлавом и известного в народе под прозвищем «чародей».

— Слушаю-с, ваше величество.

Государыня подала руку Сергею Семеновичу, дав этим понять, что аудиенция окончилась. Он почтительно поцеловал эту руку и вышел.