Дочь Великого Петра - [122]

Приезжие родственники поднялись со своих мест, простились и вышли из гостиной. Елизавета Ивановна пошла их провожать. Сергей Семенович остался сидеть в глубокой задумчивости, из которой его вывела возвратившаяся супруга вопросом:

— Что с тобой, Серж?

Зиновьев вскинул на нее глаза и пристально посмотрел.

— Послушай, матушка, что это за мистификация?..

— Какая мистификация? — с недоумением уставилась на него Елизавета Ивановна.

— Помилуй, какие же это графы Свянторжецкие?

— То есть как какие?

— Да так… ведь это Станислава Феликсовна Лысенко и ее сын Осип Иванович Лысенко.

— А ты почем знаешь?

— Как же мне не знать? Муж этой госпожи и отец этого франта мой старый и лучший друг.

— Мне остается поздравить тебя с такими друзьями, — ядовито заметила Елизавета Ивановна. — Действительно, моя бедная Стася имела несчастье быть замужем за этим армейским извергом, но долго не могла вынести совместной с ним жизни и бежала от него со своим ребенком.

— Это она так рассказывает?!

— Я это знаю.

— Знаешь, да не совсем. Иван Осипович Лысенко развелся с ней много лет тому назад. Она была обвинена, и сын был оставлен при отце, но лет десять тому назад она его украла.

— И отлично сделала, — закончила Елизавета Ивановна торжественное сообщение мужа, которым он предполагал окончательно ошеломить ее.

Этот чисто женский вывод, в свою очередь, поставил в тупик Сергея Семеновича.

— Кроме того, он никогда не был графом.

— Это уж ты ошибаешься. Свянторжецкие польские графы, хотя некоторые из них, ввиду обеднения, не именуются своим титулом. Дела Станиславы, видимо, блестящи, и она по праву носит свою девичью фамилию и титул.

— А ее сын?

— Что же ее сын?

— Ведь он-то уже не имеет никакого права именоваться Свянторжецким, да еще и графом.

— Польша не Россия, мой друг. Там все возможно. Его бумаги в полном порядке. Иначе бы она не решилась беспокоить государыню.

— Гм… — протянул Сергей Семенович. — Однако я буду относительно этого молодого человека в неловком положении.

— Это еще почему? — спросила Елизавета Ивановна.

В ее голосе зазвучала строгая нотка, предвестница бури. Сергей Семенович насторожился.

— Я, собственно, говорю о том, что его отец — мой друг. Он, положим, в Москве. Но есть слухи, что он будет переведен сюда, — начал путаться он.

— Что же из этого?

— То есть, я говорю, неловко…

— Ничего нет неловкого. Если ты знаешь мать, то она на днях уезжает из Петербурга. Сына же его ты мог и не узнать после стольких лет.

— Оно конечно.

— Его, вероятно, не узнает и сам отец.

— Ну, как не узнать. Старик, конечно, не покажет, что узнал, но узнать узнает.

— И пусть себе.

— Они могут столкнуться, — продолжал волноваться Зиновьев.

— Это уже предоставь мне… Я могу тебе ответить, что этого не случится.

— Гм… — снова издал Сергей Семенович неопределенный звук.

— Да и вообще я думаю, что дело моей сестры и ее сына — мое дело, а не твое… — отрезала наконец решительно Елизавета Ивановна.

— Оно так-то так, но…

— Никаких «но».

— Делай как знаешь, матушка.

Сергей Семенович, сказав эту привычную для него фразу, которой обыкновенно кончались все его препирательства с супругой, удалился в кабинет.

«Действительно, я сделаю вид, что его не узнал и что никогда не знал», — решил он, переодевшись с помощью своего камердинера Петра и несколько раз пройдя по кабинету.

— Глупое положение! — вырвалось все-таки у него восклицание, доказывавшее, что это решение, на которое его натолкнула его жена, претило его честной и прямой натуре.

Но иного выхода не было. Сергей Семенович смирился и сделался безучастным зрителем происходящего вокруг него.

Елизавета Ивановна Зиновьева исполнила просьбу своей сестры в точности. Императрица Елизавета Петровна не отказала в ходатайстве своей любимой статс-даме и назначила графине Станиславе Свянторжецкой день и час приема.

— Приезжай с ней, если она посвятила тебя совершенно в свое дело, — сказала государыня.

Елизавета Ивановна, по просьбе своей сестры, действительно сопровождала ее и ее сына во дворец и была принята вместе с ними государыней. Прием продолжался около двух часов, но содержание этой долгой беседы императрицы с Зиновьевой и графиней Свянторжецкой с сыном осталось тайной даже для самых любопытных придворных. Елизавета Ивановна передала о впечатлении приема своему мужу в общих выражениях.

— Ее величество добра как ангел, — сказала она, — она обещала заменить Осе мать. На днях состоится зачисление его в один из гвардейских полков. Стася уезжает обвороженная приемом государыни.

Вот все, что узнал сам Сергей Семенович. Он, впрочем, этим особенно и не интересовался. Он замкнулся в себе и старался даже при жене показать свое безучастное отношение к графине и графу Свянторжецким. Этим, казалось, он платил дань дружбе своей с Иваном Осиповичем Лысенко, прекрасно шедшим по службе и уже имевшим генеральский чин. Мысленно он даже называл Осипа Лысенко, графа Иосифа Свянторжецкого, тоже самозванцем.

Граф Иосиф Янович Свянторжецкий действительно был вскоре зачислен капитаном в один из гвардейских полков, причем была принята во внимание полученная им в детстве военная подготовка. Отвращение к военной службе молодого человека, которое он чувствовал, если читатель помнит, будучи кадетом Осипом Лысенко, и которое главным образом побудило его на побег с матерью, не могло иметь места при порядках гвардейской военной службы Елизаветинского времени.