Дочь ведьмы - [18]
Он никогда не воспринимал тюленей так же, как коров, овец или даже собак. На некотором отдалении он замечает еще одну тюленью голову которая вскоре погружается обратно в темные волны вместе с первой. Тюлени ассоциируются у него с фольклором, со словами «царство» и «народ». Лорен нравятся байки о селки, людях-тюленях, которые рассказывала еще его бабушка, хотя эти истории порой грустно заканчиваются. Но ей они нравятся больше, чем рассказы о келпи, фольклорных чудовищах, которые превращаются в лошадей возле моря или реки. Несколько лет назад одна из школьниц рассказывала Лорен, что келпи подстерегают у воды детей, а когда те усядутся на них верхом, галопом бросаются в прибой, чтобы утопить и съесть. В последующие два года Лорен все время напоминала Найлу, чтобы он не оставлял ее одну возле моря или озера; это стало у них чем-то вроде игры. Он знает, что теперь, когда она становится постарше, ему больше не нужно убеждать ее, что келпи – это просто выдумка. А вот селки – они же почти настоящие.
Найл отмахивается от мухи и улыбается своей скупой, суховатой улыбкой. Улыбается, размышляя о том, как Кристина воспитала бы их дочь. Назвать ее было непросто. Кристина хотела выбрать особенное имя, например Солстис (солнцестояние), но Найл наотрез отказался. С именем Орен пришлось смириться, хотя это было все-таки мальчишеское имя, означающее ясень или сосну. В первые годы после исчезновения Кристины имя Орен постепенно превратилось в Лорен…
Обычно он никогда не приходит на пляж один. Рядом всегда слышен стук когтей по гальке и тяжелое дыхание верного Джеймсона. Найл поднимает камни покрупнее – такие нравятся Лорен, с налипшими на них длинными прядями водорослей, похожих на волосы. Будь дочь здесь, с ним, она бы наверняка забрала их домой, нарисовала бы на камнях лица и уложила сушиться в саду. Это ее стихия, человечки из гальки. Он кладет один из камней в карман куртки и снова прогоняет назойливую муху. Странно, обычно они не подлетают так близко к берегу. Когда он, Лорен и Билли приводят сюда Джеймсона, дети стараются отыскать самые красивые камни, по парочке на каждого. Потом они укладывают их в линию, а он должен оценить, какой лучше. Они часто останавливаются в дороге, чтобы купить еды домой. Теперь Найл понимает, как сильно проголодался. Когда он поворачивает к машине, нога погружается во что-то мягкое на травянистом берегу. Это холмик шерсти, покрытый грязью и измазанный в чем-то красном. Когда он отдергивает ногу, то чувствует, как к горлу подступает комок. Он замечает нежное розовое ухо с пластиковой биркой и голову, белую как кость. На месте глаза просто темное пятно. Темное от запекшейся крови и мух. Это овца… Она забрела слишком далеко и теперь лежит мертвая почти у самого берега.
Найл спускается вниз по улице от ресторанчика «Фиш энд Чипс», принадлежащего Линдси. Он замечает Катриону, она врач-терапевт и недавно переехала в город, в ее доме он сейчас делает ремонт. Она стоит на другой стороне улицы. На ней пальто в гусиную лапку и бордовые сапоги. Женщина отпирает свой «фольксваген». Увидев его, она широко улыбается. У нее огромные карие глаза. Он кивает и улыбается в ответ, зная, что скоро увидит и ее, и серо-желтый ковер в ее доме, который ждет не дождется, когда же его наконец окончательно разорвут и выкинут…
Приближаясь к пикапу, Найл натыкается на своего друга Сэнди Росса в пуховике и ботинках «тимберленд», о которых сам он давно мечтает. Под мышкой у него воскресная газета.
– Как ты? Все в порядке?
– Найл, привет… А у тебя?
– Неплохо, неплохо. Вчера вечером малость перебрал. Кажется, я даже потерял несколько клеток мозга. – Он многозначительно кивает на еще теплый пакет с едой. – Ну ничего, скоро буду как новенький.
– Да-да… – хрипло отвечает Сэнди Росс. – И не говори, приятель.
– Странно, почему они больше не заворачивают в газеты, как раньше?
– Ха. Об этом лучше спросить у Линдси!
– Да и вкус уже не тот!
– Это точно. Послушай, я тут подумал, что ты мог бы мне кое в чем помочь.
– Да? И в чем же?
– Так вот, во вторник мы с ребятами даем небольшое представление. Ну, ты знаешь, это одно из благотворительных мероприятий, которые проводят в отеле «Касл». К тому же неплохо платят. Ну, как бы то ни было. Да вот только Алек сломал себе запястье.
– Ты что? Как же так вышло?
– Ну, вот так… Он красил тот новый дом на Кирк-стрит. Поднялся по лестнице, стремянку поставил прямо за дверью, а из дома возьми да и выйди женщина – дверь-то она распахнула настежь. Вот так. – Сэнди изображает характерный жест открывания двери. – Вот и все… Ба-бах!
– Что такое?
– Ну и глупец же ты! Как что? Лестница упала, а он свалился вместе с ней! К счастью, он забрался не слишком высоко, это ведь была просто стремянка. Но, падая, он вытянул руку вперед. Хр-рясь! И все! В общем, ушибся, сломал запястье.
– Ему еще повезло, что он отделался одним запястьем…
– Вот и я ему так сказал. Но ничего, жить будет. Только, думается мне, ребята еще долго будут шутить по поводу его запястья!
Найл усмехается, но это скорее похоже на вздох.
– Так вот. Мы ищем кого-нибудь на его место гитариста.
